Если не ошибаюсь, у вас были полезные знакомства в Управлении Спокойствия?
Я только вздохнула. Мое «полезное знакомство», выглядевшее, как всегда, весьма помято, буквально только что скрылось в недрах галереи, даже рукой не махнув мне в знак приветствия.
— Да. Были.
— Это прекрасно, — припечатала Глэдис и распахнула дверцу автомобиля. — Просто прекрасно. Могу я просить вас об услуге?
Краем глаза я заметила, что Лайзо улыбается. Похоже, ему вся эта ситуация представлялась крайне забавной. Чего нельзя было сказать обо мне. Опять придется связываться с расследованием, чует мое сердце! И это в преддверии приезда маркиза Рокпорта… Как не вовремя!
Однако делать было нечего. Просьбы леди Клэймор оставлять без внимания невозможно. Нет храбрецов, способных на столь героический поступок. По крайней мере, я к ним себя не относила, а потому со вздохом ответила:
— Да, милая Глэдис. Конечно, можете.
Тем же вечером я написала для Эллиса записку, уговаривая себя, что любопытство не порок. К тому же из беседы с детективом можно было бы извлечь и прямую выгоду. Вдруг объявился вор, заинтересованный исключительно в «Островитянках» Нингена? Вряд ли о таком событии объявили бы широкой общественности, но вот Эллис наверняка поведал бы мне кое-какие подробности, да еще и посоветовал бы что-нибудь путное. И тогда бы я попыталась защитить свою «Островитянку» — например, застраховала ее на крупную сумму или поместила в банковский сейф. Как говорится, береженье лучше вороженья.
В кофейне же было необыкновенно тихо; едва ли не каждый второй столик оставался свободен. Из завсегдатаев не пришел никто, даже миссис Скаровски. Однако около половины девятого на пороге появился Луи ла Рон, пребывающий в весьма приподнятом настроении. Увидев меня, он несказанно удивился:
— Вечер добрый, леди Виржиния! Не ожидал вас увидеть здесь, сказать по правде. Какая неожиданность!
Такое приветствие привело меня в замешательство.
— Добрый вечер. И где же я должна быть, по-вашему? — ответила я с улыбкой, скрывая неловкость.
— Как где? — ла Рон рассмеялся. — Там же, где и большая часть бромлинской знати — в Королевском театре, на премьере «Императора». Неужто вам не прислали приглашения?
Я только плечами пожала.
— Прислали, конечно, однако мне показалось более интересным другое приглашение. А этот спектакль — всего лишь модное событие, о котором поговорят немного и забудут. Настоящие торжества в честь годовщины восшествия на престол Вильгельма Второго будут завтра — традиционная речь Его величества на Эссекской площади утром и, разумеется, бал, — я вежливо указала журналисту на один из столиков. Как-то неприлично беседовать, стоя посреди зала.
— О, да, на этом балу буду присутствовать и я — как лучшее перо Бромли, разумеется, — с изрядной долей иронии откликнулся ла Рон, передавая Мадлен свой плащ и усаживаясь на указанное место. — Вот тяжелая будет ночка — среди платьев, фраков и… э-э… — он с сомнением оглянулся и добавил уже тише: — …и высокомерных физиономий. Ну, вас я не имею в виду, разумеется…
— Меня там и не будет, — рассмеялась я, не обращая внимания на бестактность журналиста. «Высокомерные», как же! Впрочем, в чем-то он прав — со своей точки зрения; вряд ли аристократы будут любезничать с газетным писакой, пусть и лучшим в Бромли. А вот какая-нибудь пожилая маркиза, посетив бал, вернувшись домой наверняка утрет скупую слезу: «Ах, какое изысканное общество, как все милы и добры!».
— А почему, если не секрет?
Я помрачнела.
— Со дня смерти леди Милдред и года не минуло, и по неписаным правилам приглашения на протокольные мероприятия присылать мне еще нельзя. |