Она приподняла бровь – изящное движение под слоем сажи.

– Ты приглашаешь далеко не всех, кто хвалит твою работу.

– Конечно, моя дорогая. Это попросту невозможно. Кто-то должен быть… избранным. Теперь мне надо вернуться к работе, пока настроение позволяет.

– Не волнуйся, позволит, – обнадежила она. – Папа, если у тебя что-то на уме, после того как ты обещал…

– Кирби! – Его круглое мягкое лицо искази лось от эмоций, губы задрожали, – играть на чувствах других людей – один из его талантов. – Ты сомневаешься в слове, данном тебе родным отцом? Человеком, чье семя породило тебя?

– Ты заставляешь меня чувствовать себя гарденией, и это не сработает. – Она скрестила руки на груди.

Нахмурившись, Фэйрчайлд ткнул бесформенный кусок глины.

– Мои действия абсолютно бескорыстны.

– Неужели?

– Адам Хайнес – великолепный молодой художник. Ты сама так сказала.

– Да, это правда. И я бы охотно с ним пообщалась при других обстоятельствах. – Она наклонилась и схватила отца за подбородок. – Но не сейчас.

– Как грубо, – неодобрительно произнес Фэйрчайлд. – Твоя мать, покойся с миром ее душа, была бы разочарована тобой.

Кирби скрипнула зубами:

– Папа, а как же Ван Гог?!

– Все идет по плану, – уверил он ее. – Еще несколько дней.

Готовая рвать на себе волосы, она прошествовала к окну башни.

– О, кровавое убийство.

«Старческий маразм, – решила она, – должно быть, старческий маразм». Как он мог решиться пригласить его в такое время? На следующей неделе, в следующем месяце – понятно, но сейчас? «Этого человека не так-то легко обмануть», – мрачно подумала она.

С первого взгляда она поняла, что он не просто привлекателен – очень привлекателен, а опасен.

Большие карие глаза светились умом, длинные тонкие губы говорили о решительном характере. Возможно, он держался немного напыщенно. Инстинктивно она чувствовала в Адаме Хайнесе жестокость.

Она хотела бы отлить его бюст в бронзе. Прямой нос, острые углы и плоскость лица, волосы глубокого оттенка полированной бронзы и немного длинноваты. О, как бы она хотела запечатлеть надменность и властность этого лица! Но не сейчас.

Вздохнув, Кирби пожала плечами. Фэйрчайлд усмехнулся у нее за спиной. Когда она обернулась, он уже снова возился с глиной.

– Скорее всего, он захочет зайти сюда, ты знаешь. – Она спрятала руки в карманы, не обращая внимания на покрывавшую их сажу. У них возникла проблема, и ее надо как-то решать. Лучшие годы своей жизни Кирби провела, расхлебывая кашу, которую радостно заваривал отец. По-другому она не могла. – Будет странно, если мы не покажем ему твою студию.

– Покажем завтра.

– Он не должен увидеть Ван Гога. – Кирби приготовилась дать отцу отпор и настоять на своем хотя бы в этом вопросе. – Я не дам тебе еще больше все усложнить.

– Он его не увидит. С чего бы ему вообще его видеть? – Отец бросил на нее быстрый взгляд широко раскрытых глаз. – Это не имеет к нему никакого отношения.

Кирби вдруг осознала, что ведет себя глупо. «Ну конечно, не увидит», – подумала она. Да, возможно, отец был немного… необычным, но его нельзя назвать беспечным.