Он поцеловал ее, прижимая к себе так тесно, словно хотел передать Мэйсон часть своей силы.

– Господи, как я скучал по тебе, – прошептал он и поднял ее на руки. Мэйсон почувствовала, как страхи ее уходят, растворяясь в энергии жизни, волнами исходившей от Ричарда.

Он бережно положил ее на кровать, быстро сбросил одежду и снял с Мэйсон ночную рубашку. Затем накрыл ее своим телом и принялся ласкать.

– Я здесь, – шептал он ей на ухо. – Тебе нечего больше бояться.

Скоро страх ушел, ушел совсем. Его место заполнило ощущение счастья, блаженства и любви. Ничто не могло омрачать их нежного соития. Мэйсон растворилась в Ричарде, в жаре его губ, в вибрации плоти, в его преданности…

Потом они долго лежали в объятиях друг друга в темноте, ничего не говорили, лишь слушали дыхание друг друга. Мэйсон чувствовала, что он дает ей время собраться с духом, не подталкивая, но терпеливо ожидая, чтобы она рассказала о том, что произошло сегодня.

У Мэйсон не было желания об этом говорить. Она хотела, чтобы все забылось, ушло само собой. Но она понимала, что рано или поздно иллюзию мирного благополучия придется разрушить. Придется обо всем рассказать.

– Дюваль вызывал меня в Префектуру.

Ричард поцеловал Мэйсон в висок.

– Расскажи, как это было, только не торопись.

Она так и сделала.

– Дюваль что-то подозревает, – задумчиво сказал Гаррет, когда Мэйсон закончила свой рассказ. – Но у него ничего нет. Он просто рассчитывает взять тебя на испуг. Заставить совершить оплошность.

– Я тоже так подумала. Но ему ведь ничего не стоит выяснить, что в Бостоне нет никаких записей об Эми Колдуэлл.

– Уже есть. У меня нашелся там полезный знакомый, и теперь там есть запись и о рождении Эми Колдуэлл, и о ее крещении, и об окончании колледжа для женщин мисс Ганновер. Имеется также запись о том, что ты приобрела билет на пароход во Францию.

Мэйсон была потрясена предусмотрительностью Ричарда. И даже слегка напугана ею. Тем не менее, новость значительно подняла ей настроение. Мэйсон прижалась к Ричарду теснее, положила ладони ему на грудь, чувствуя, как бьется его сердце.

– Ты обо всем позаботился?

– Я старался.

– А как Лугини? Как с ним обстоят дела?

– Вначале он был не слишком сговорчив, но я сумел его убедить.

– Значит, он обеспечит нам защиту с флангов?

– Скоро увидим. Кстати, тебе удалось выкроить время для работы среди всех этих неприятностей?

– Я закончила одну картину.

– Давай посмотрим.

Мэйсон накинула рубашку и пошла в студию за картиной. Ричард включил настольную лампу. Мэйсон поставила картину на кровать, прислонив к спинке.

Ричард долго смотрел на полотно, никак не выражая своих чувств.

Мэйсон не выдержала и заговорила первой:

– Я не могу назвать эту работу хорошей. Чего-то в ней не хватает.

Ричард вскинул голову.

– Мне нравится концепция. Трапеция в «Фоли-Бержер». Но контраст между чистотой и великолепием гимнастки и тусклой толпой недостаточно ярок, чтобы произвести необходимый эффект.

– Возможно, проблема в том, что я больше не ощущаю того, что ощущала раньше.

– Нет, проблема в том, что ты жила в состоянии постоянного стресса и временно разминулась со своей музой. – Ричард продолжал смотреть на картину.

Мэйсон чувствовала себя ужасно. Словно она предала его. Те три картины, а теперь еще и эта. Не надо быть провидицей, чтобы угадать: они для него не значили ровным счетом ничего.

– Я постараюсь исправиться, – пообещала Мэйсон.