— Ах, да, как же я забыла. Все владения семьи Карранса остались в Испании и потеряны для тебя навсегда. Но их с успехом сможет заменить гасиенда в Техасе, стада коров, и табуны лошадей, и толпа чаррос, готовых по твоему приказу отправиться хоть на край света. И из-за этого ты предал меня?
— Ничего подобного, — нетерпеливо прервал ее Рефухио. — Пойми же, отдать тебе изумруды значило поставить тебя под удар, если бы дону Эстебану удалось схватить нас. Кроме того, обладая этими камнями, я получал возможность удержать тебя рядом с собой.
Она презрительно прищурилась.
— Хорошего же ты мнения обо мне, если решил, что меня можно купить.
— И опять ты не права. Пока я берег наследство твоей матери, оно было полностью защищено от посягательств дона Эстебана. А до тех пор, пока ты не знала о существовании этого наследства, у тебя не было ни повода, ни причин покинуть меня.
Рефухио выглядел беззащитным, когда с напряженным вниманием ждал ответа. Он стоял неподвижно, прижавшись к двери, будто боясь шелохнуться.
Пилар смотрела на Рефухио и чувствовала, что все ее существо рвется к нему. Она была нужна ему. Он готов был рисковать своей жизнью, лишь бы только она оставалась рядом с ним. Прошло немало времени, прежде чем Пилар снова заговорила.
— Неужели ты считал, что если разделишь со мной эти изумруды в Новом Орлеане, то я, недолго думая, брошу тебя и вернусь обратно в Испанию?
— Разделю? — повторил Рефухио непонимающе.
— Естественно, у меня бы хватило совести не забирать все изумруды себе. Ты ведь потерял в этой жизни не меньше, чем я.
Лицо Рефухио будто окаменело.
— Какая щедрость. Но я снова возвращаюсь к сути проблемы: став богатой и независимой, ты могла бы решить, что я тебе больше не нужен и что мы отныне пойдем каждый своей дорогой.
— Господи, по-твоему, ничем другим, кроме денег, женщину удержать нельзя? У нее что, нет головы на плечах и она сама не может решить, уйти ей или остаться, руководствуясь только своими собственными желаниями?
— Но ведь нет никаких гарантий, что решение женщины будет в твою пользу. Поэтому лучше действовать наверняка, особенно если располагаешь для этого средствами.
Это можно было назвать попыткой объясниться, даже оправдаться, но никак не униженным вымаливанием прощения. На этот счет Пилар не обольщалась. Что Рефухио собирался доказать ей — одному Богу известно, но одно Пилар уяснила себе: она нужна Рефухио. Раньше она никак не могла понять — что мешало ему открыто показать, что он неравнодушен к ней. Теперь эта загадка была решена.
— Той ночью, когда погибла Исабель, — начала Пилар, опустив ресницы, — ты серьезно говорил о возможности навсегда остаться в Новой Испании, ведь так? Ты знал, что у тебя теперь достаточно средств для этого?
— Но ты бы обязательно захотела узнать, откуда эти средства взялись, — быстро ответил Рефухио. — Я собирался рассказать тебе обо всем, но в свое время.
— Вот и рассказал бы. — Ироническая улыбка чуть тронула губы Пилар.
— Ну как мне еще убедить тебя поверить мне, понять меня? — Рефухио шагнул навстречу Пилар.
Его слова почти заглушил цокот лошадиных копыт. Это вернулся Чарро. Он и его спутники уже въехали в ворота и теперь направлялись к дому. Их голоса приближались. Они смеялись, поддразнивали друг друга, требовали выпивки, чтобы промыть горло, забитое дорожной пылью.
— Тебе лучше уйти, — твердо сказала Пилар. — Чарро не будет в восторге, если найдет тебя здесь.
— Теперь он полноправный хозяин в твоей девичьей спальне?
Пилар метнула на Рефухио обеспокоенный взгляд. |