| Пилар обеспокоенно взглянула на Рефухио. — Нас преследуют, — сообщила она. — Я знаю, — коротко ответил он. — Думаешь, это апачи? Рефухио покачал головой. — Чарро. Они пришпорили лошадей еще быстрее, рассекая мрак ночи. Им в лицо дул холодный колючий ветер, в воздухе чувствовался резкий, сладковатый запах шалфея. Время от времени на дорогу выпрыгивали кролики, но тут же снова прятались в густой траве. По обочине деловито сновали взад-вперед какие-то длинноногие птицы. Луна лениво плыла по небу прямо впереди всадников, а затем, словно утомившись, скрылась за горизонтом. Они уже подъезжали к цели. Но им не удалось оторваться от погони. Расстояние между ними и их преследователями не сокращалось, но и не увеличивалось. Близился рассвет. На прозрачной бледно-голубой вуали неба расцветали розовые и алые мазки, будто нанесенные кистью невидимого художника. Взошло солнце, рассылая во все стороны живительные золотые лучи. Земля и все сущее на ней просыпалось. Мир снова обретал свои подлинные краски, похищенные у него ночью. Рефухио и Пил ар утро встретило серебристым колокольным звоном. Висенте уже поджидал их у входа в миссионерскую церковь. Братья поприветствовали друг друга и обнялись. Оба не прятали радостных улыбок. Потом Висенте подошел к Пилар и чмокнул ее в щеку. — Ну, будет вам, — забрюзжал Рефухио, изображая недовольство. — Нам надо торопиться. — Непредвиденные сложности? — встревожился Висенте, моментально посерьезнев. — Можно так сказать. Скоро здесь будет Чарро. — Тогда не будем терять ни минуты. Священник ждет. Висенте поспешил в церковь, а Рефухио повернулся к Пилар. Его глаза излучали какой-то загадочный свет, когда он предложил Пилар руку. Еще никогда он не казался ей таким робким и беззащитным. Он глубоко вздохнул и расправил плечи. — Я не предполагал, что это произойдет именно так. Я думал, что мне придется потратить долгие часы, убеждая тебя, что все, что я наговорил дону Эстебану и Балтазару той ночью, было ложью, которую я выдумал только для того, чтобы получить шанс сохранить наши жизни. Я собирался тронуть твое сердце нежными словами, которые не осмеливался произнести раньше, окружить тебя лаской и заботой и убедить в искренности моих чувств. И только если бы все это оказалось безрезультатным, я решился бы увезти тебя силой. — Ты действительно считал, — сказала она, глядя куда-то поверх его плеча, — что в этом могла возникнуть необходимость? — Я допускал это. — Рефухио погрустнел. — И не стыжусь сейчас в этом признаться. Но разве подобная мысль была такой уж нелепой? Разве ты не могла побояться оскорбить Чарро накануне вашей свадьбы? Разве ты не могла не справиться с доводами рассудка, твердившего о необходимости обо всем рассказывать жениху? Я должен был все предусмотреть ради нашего же блага. — Чтобы не позволить мне совершить ошибку, за которую я потом расплачивалась бы всю жизнь? — Я вовсе не так бескорыстен — чтобы не позволить тебе покинуть меня. — Я слышала, какие доводы ты приводил Чарро, — сказала Пилар нетерпеливо, — но ты уверен, что тебе нужно именно это? — Да, это именно то, чего я хочу. И я должен это получить. Я был настолько одержим этой идеей, что, если бы вдруг потерпел неудачу, вместо меня заговорила бы моя шпага. — Но ведь тебе гораздо удобнее было бы выбираться отсюда одному. — Пилар сама не верила в то, что говорила. — А я никуда не собираюсь. — То есть как? А что будет, когда губернатор Пачеко получит ответ из Испании? — А он решил не посылать запроса.                                                                     |