Он долго смотрел на нее застывшим взглядом.

— Вы хотите пожертвовать собой вместо меня или разделить мою вину? Это ни к чему не приведет. Мне нужно, чтобы какое-то чувство вело меня.

— Я думаю, ненависти для этого будет достаточно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но выражение несколько смягчилось.

— Да, — ответил он, — хотя существуют стимулы не менее эффективные, но более приятные. О них мы поговорим позднее. У смертного одра, особенно такого, как этот, нам не помешает быть осторожными.

Она поняла его намек.

— Я знаю, что вас здесь не должны видеть, но есть вещи, о которых я обязана позаботиться. Надо сообщить властям, послать за священником, проследить, чтобы мертвых обмыли и нарядили…

— Если вас обнаружат здесь в моем обществе, последствия будут весьма неприятны.

— Тогда вы должны уйти до того, как кто-нибудь придет. Со мной ничего не случится, уверяю вас.

— Откуда у вас такая уверенность? Что, если сюда явится убийца? Или ваш отчим?

— Но я не могу так просто уйти, — запротестовала Пилар, оглянувшись на постель.

— Вы не можете остаться. Неужели вы думаете, что дон Эстебан, зайдя столь далеко, оставит вас в живых? Останьтесь в этом доме — и к утру здесь будет еще один труп.

— Но это не ваше дело. Я уверена, что власти…

— Представители власти знают свое дело — по крайней мере, те из них, кто не слишком тесно знаком с доном Эстебаном. Но они не смогли защитить вашу тетку.

— Но ведь я не могу вернуться с вами в горы!

— Почему бы и нет? У вашей тетки, несомненно, есть друзья и родные, которые проследят за тем, чтобы все было сделано как надо. Вы не можете позволить, чтобы ваше чувство вины стало для вас западней.

— Все далеко не так просто. Что я буду делать, если отправлюсь с вами? Что со мною станет?

— Не слишком ли поздно вы забеспокоились? Вы уже достаточно осквернены пребыванием в моем обществе.

— Я вовсе не это имела в виду. — Беспокойство светилось в ее темных глазах. — Даже если не брать этого во внимание, разве вы не видите… — Слова замерли у нее на губах.

Быстрым жестом он приказал ей молчать и сам застыл, прислушиваясь. Пилар еле дышала, но ничего не уловила. Затем она услышала доносившийся с улицы тихий свист, предупреждавший об опасности.

Рефухио обхватил ее за талию своей стальной рукой и потащил в противоположный конец дома. Они шли через тихие пыльные комнаты, затем по задней лестнице: их шаги гулко простучали по каменным ступеням. Пробравшись между столами в буфетной и в кухне, оказались перед огромной деревянной дверью. Рефухио обеими руками взялся за широкий железный засов и толкнул дверь плечом. Дверь распахнулась, и они оказались в патио за домом.

Когда Пилар и Рефухио подошли к бассейну, с улицы донесся перестук копыт. По-видимому, дом окружали.

Они услышали какой-то приказ, немедленно повторенный кем-то за воротами патио.

— Это стража? — шепотом спросила Пилар.

— Одному Богу известно, — ответил Рефухио, не глядя на нее. Прищурившись, он смотрел на деревья, растущие рядом со стеной.

— Где остальные?

— Они позаботятся о себе сами. — Он дотронулся до ее плеча и указал на огромное старое дерево, раскидистые ветви которого достигали соседнего дома, ложась на его плоскую крышу в мавританском стиле. Летом на такой крыше можно провести вечер, наслаждаясь долгожданной прохладой. Жест Рефухио объяснил Пилар все: это был их путь к спасению.