— Почему?

Ему самому хотелось бы знать почему. Это решение пришло как-то внезапно. Он боялся. Боялся, что с этой девушкой что-нибудь случится, если его не будет рядом. Больше всего на свете он хотел, чтобы она была в безопасности, поэтому-то он и не втягивал ее в это дело. А теперь в нем боролись два желания: он готов был задушить ее, но в то же время мечтал обнять ее и сделать так, чтобы страх, затаившийся в глубине ее прекрасных глаз, исчез навсегда. Она победила, хотя он упорно не хотел этого признавать. Быстро изменив свои планы и намерения относительно дона Эстебана, он усмехнулся:

— А почему бы и нет?

Объяснения не заняли много времени. Через несколько минут Пилар уже стояла на пороге дома своего отчима. Она постучала. Дверь открыл старый слуга дона Эстебана, мажордом. Когда слуга увидел Пилар, удивлению его не было границ, однако в дом он ее впустил. В одной из комнат был слышен звон столового серебра и хрусталя, оттуда же доносились голоса, очень знакомые. Определенно ее отчим сейчас изволил обедать. Для этого-то он и вернулся домой.

Пилар огляделась. Эта большая комната служила гостиной. На полу лежал персидский ковер. В разных местах стояли стулья с зеленой обивкой, отделанные золотым шнуром. Окна были занавешены тяжелыми бархатными шторами, с потолка спускались хрустальные люстры, украшенные бронзой. Вся эта роскошь казалась излишней, ненужной, как, скажем, кружевные оборки на повседневном платье. При этом стены комнаты были просто покрыты побелкой, а пол был настелен из неструганых кипарисовых досок.

Гостиная являлась главной комнатой в доме, построенном в типично французском стиле и как две капли воды похожем на дом доньи Луизы. Все комнаты были смежными, причем в большинство из них можно было попасть из этой гостиной, поэтому здесь было большое количество дверей. Входная дверь открывалась прямо на улицу, к задней стене примыкала крытая веранда, откуда можно было попасть в сад. Никаких заборов здесь не было, сады соседних домов плавно переходили один в другой.

Пилар подошла к окну. Оно было приоткрыто, чтобы шел свежий воздух. Пилар отворила ставни и выглянула наружу. По направлению к дому медленно катилась тележка, доверху нагруженная лохматым мхом, который называли еще «бородой капуцина». Его собирали на деревьях, растущих вдоль реки, и использовали, чтобы набивать перины. Человечек на козлах, жалкий горбун, тоненько и протяжно голосил:

— Прекрасный мох, мягкий мох! Для постелей невинных девиц и молодых матерей! Для детишек и старичков! Покупайте мох, лучший в мире мох!

Послышались торопливые шаги. Пилар прикрыла ставни, отошла от окна и встала рядом с креслом, высокая спинка которого была украшена резьбой, изображавшей львов и испанские замки. Ей было не по себе. Она вцепилась в ручку кресла в виде львиной лапы и собрала все свое мужество.

Ее отчим появился в дверях и замер. Он все еще сжимал в руках салфетку: видно было, что его подняли из-за стола. Он вытер рот и швырнул салфетку мажордому, маячившему за его спиной. Кивком головы отослав слугу, дон Эстебан вошел в комнату.

— Какая встреча! Глазам своим не верю. Как это ты умудрилась добраться сюда?

— По морю, конечно, как и вы.

— Я поражен.

— Еще бы. Для вас было бы гораздо лучше, если бы я благополучно оставалась в Испании или скоропостижно умерла.

— Неблагодарная! Да как тебе в голову пришло такое.

Похоже, он говорил не думая, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями.

— Неужели я не права? Я ведь слышала, как вы отдали приказ убить меня.

— Должно быть, тебе показалось, — напыщенно произнес он, изо всех сил пытаясь сохранить достоинство. — Ты ведь доченька моей любимой покойной супруги. Я всего лишь хотел, чтобы во время моего отсутствия ты находилась в безопасности, в монастыре.