Там, говорят, страданье спит

         В холодной вечной тишине,

         Но с жизнью жаль расстаться мне;

         Я молод – молод, – знал ли ты,

         Что значит молодость, мечты?

         Или не знал – или забыл,

         Как ненавидел и любил,

         Как сердце билося живей

         При виде солнца и полей

         С высокой башни угловой,

         Где воздух свеж и где порой,

         В глубокой скважине стены

         Дитя неведомой страны,

         Прижавшись голубь молодой

         Сидит, испуганный грозой!

         Пускай теперь прекрасный свет

         Тебе постыл – ты слеп, ты сед,

         И от желаний ты отвык;

         Что за нужда? – ты жил, старик

         Тебе есть в мире что забыть!

         Ты жил! я также мог бы жить!

III

         «Ты слушать исповедь мою

         Сюда пришел – благодарю;

         Не понимаю: что была

         У них за мысль? – мои дела

         И без меня ты должен знать —

         А душу можно ль рассказать?

         И если б мог я эту грудь

         Перед тобою развернуть,

         Ты верно не прочел бы в ней,

         Что я преступник иль злодей.

         Пусть монастырский ваш закон

         Рукою неба утвержден;

         Но в этом сердце есть другой,

         Ему не менее святой;

         Он оправдал меня – один

         Он сердца полный властелин;

         И тайну страшную мою

         Я неизменно сохраню,

         Пока земля в урочный час

         Как двух друзей не примет нас.

         Доселе жизнь была мне плен

         Среди угрюмых этих стен,

         Где детства ясные года

         Я проводил, бог весть куда!

         Как сон, без радости и бед,

         Промчались тени лучших лет,

         И воскресить те дни едва ль

         Желал бы я – а всё их жаль!

         Зачем, молчание храня,

         Так грозно смотришь на меня?

         Я волен… я не брат живых.