Я положил книгу Сереже на стол и направился к своему месту, гадая, кто же первый заметит лежащий на полу листок бумаги с синенькими вензелями. Как-никак, а письмо от мужчины. Хоть и… от странного мужчины.

Первой заветный лист бумаги заметила, как ни странно, Зойка. Наша староста по жизни оказывается в нужное время в нужном месте, черта характера у нее такая. Подняв письмо, она прочитала вслух: «Тебе», фыркнула, и, не замечая смертельной бледности Сереженьки, письмо развернула-таки.

Ну дура же. Зато полезная дура!

И начала читать. Вслух. На всю аудиторию.

Собственные строчки в чужом прочтении душу грели нехило… я и не думал, что так приятно быть поэтом. Хоть и тайным поэтом. Да и Зоя читала хорошо, с выражением, лишь один раз запнувшись, поняв, наконец… что стихотворение-то от него к нему.

«Я тебя не искал — ты явился сам

Летним солнцем в осенние листопады.

Значит, правильно, значит, судьбе так надо,

Чтобы я стихи для тебя писал…»

Стихотворение произвело фурор. Все вдруг замолчали, даже замерший в дверях профессор. Сережка краснел и бледнел, Паша выглядел каким-то… злым, наверное, а Зойка, впервые на моей памяти смутившись, сложила шустренько письмецо и сунула его Сереже:

– Это тебе.

Наш бедный ангелочек посмотрел затравленно на нее, потом на «Проклятых поэтов», схватил несчастный томик и, подбежав к Пашке, что было мочи шмякнул книгу о парту. Да заорал так, что окна зазвенели:

– Я занят! Понял! Другим стишки пиши!

И вкатил Паше пощечину. Вот жеж…

Профессор с трудом сдерживал улыбку, Зойка, вообразив, что это она во всем виновата, чуть не плакала, а группа начала просыпаться и вспыхивать тут и там смехом. Убегал Сережка из аудитории под общий хохот. Даже жаль его немного, бедняжку, не думал, что так остро получится.

Зато все точно поверили. Потому что поэт у нас в группе один. Всего один. И никуда ты, Пашенька, теперь от репутации гея не денешься. И будешь ты таким же изгоем, как наш белокурый Сережа, по ошибке родившийся мальчиком. И девки теперь, увы, будут смотреть на тебя с жалостью и легким презрением, стараясь отойти подальше… будто ты заразный. Потому что ты теперь для них не добыча, ты теперь, о, как, конкуренция. А, значит, враг. Бугашеньки. Как же мне все это нравится!

В общем, закончились мои проблемы. А твои только начались! Только что ж ты на меня так смотришь странно, с легкой улыбкой. Будто знаешь, что моих это рук дело, будто обещаешь отыграться или… второе или вслух оформить я не решился. Какого хрена ты выглядишь таким довольным?

– Посмеялись? Успокоились? – сказал профессор. – А теперь начинаем занятие.

***

Вечером погода была великолепной, в самый раз, чтобы выпить пивка в ближайшем баре. Девочек там, как всегда, было много, я даже выбрал себе симпатичную блондиночку у стойки. Уже было думал подкатить, уселся к ней поближе, хотел заговорить, как в бар вошел Пашенька.

Вот черт горбатый, неужели не подействовало? Какого ты такой довольный и в себе уверенный?

Пашенька даже не задумываясь, плавной походкой голодного зверя подошел к блондинке. Та, как и обычно, растаяла, потребовалось нашему Казанове минут так десять да куча заученных фраз и слащавых улыбок. Видимо, красавица еще не разобралась что и к чему, ничего, мы подождем, слухи-то быстро ползут, обрастают подробностями. Скоро тебя этот снежный ком и погребет. Уж я-то постараюсь. Маслица в огонек подкину, если понадобится.

Я хотел встать и вернуться в общежитие, настроение было ни к черту, только Паша был сегодня каким-то странным, и его взгляд, внимательный, то и дело стрелой летящий в мою сторону, пришпилил меня к стулу.