Больше всего она боялась наступающей зимы. Поэтому, когда пришло письмо, в котором муж, правда, весьма осторожно, сообщал о том, что пресловутое путешествие с Жозефиной скорее всего не состоится «из соображений высшего порядка», госпожа де Мармон не выдержала. Под тем предлогом, что отец ее болен и нуждается в ее присутствии, она быстренько собрала вещи и выехала в Париж.

Родительский дом показался ей просто раем, полным самых разнообразных удовольствий. До чего же она обрадовалась, когда снова оказалась в привычном кругу!

– С деревней для меня покончено! – сказала она подруге Лоре Жюно. – Там можно помереть от скуки!

– Деревня деревне рознь, – ответила Лора. – Лично мне очень нравится в замке вашего отца!

Действительно, у Перрего был чудесный замок в Вири-Шатильоне, который имел очень мало общего с носящим почти то же имя замком Мармонов.

– Мне тоже, – улыбнулась Гортензия, – но тем не менее я собираюсь подыскать для нас дом в Париже, пока муж не вернулся. Иначе я сильно рискую снова вернуться в эту обитель тоски!

Богатство позволяет получить многое. Гортензия без всякого труда отыскала прекрасный особняк на улице Паради и при участии архитектора Фонтена принялась разрабатывать планы его благоустройства и украшения. Работы были в самом разгаре, когда вернулся загорелый и недовольный тем, что потратил впустую столько времени в Египте, полковник Мармон. Впрочем, улыбка Гортензии и красота нового особняка довольно быстро его утешили. Он слишком любил роскошь, чтобы оказаться безразличным к тому, что владеет одним из самых великолепных домов Парижа.

– Теперь мы отсюда никуда не уедем! – радостно воскликнула Гортензия, повиснув на шее у мужа. – Господи, как же долго он тянулся, этот год!..

– Если вам он показался просто долгим, то для меня он был смертельно долгим, – откликнулся супруг. – Надеюсь, что теперь я имею право на такой же долгий отдых, чтобы вволю насладиться жизнью рядом с вами.

Да, они наслаждались жизнью… в течение двух недель – опять только двух недель! Отпущенного времени только и хватило на то, чтобы отпраздновать новоселье и побывать на нескольких приемах. После этого Бонапарт отправил полковника с поручением в Голландию. После Голландии, не успев, кажется, и сапоги сменить, полковник по приказу Наполеона отбыл в Итальянскую армию командовать артиллерией.

Гортензия плакала, сердилась, заявляла, что вырвет своего мужа из этой военной жизни, посылала умоляющие письма Первому Консулу. Время от времени она получала от него разрешение провести несколько дней с мужем там, где он в это время находился… Таким вот образом они прожили вместе двенадцать недель за десять лет!

Однако, несмотря ни на что, ближе к концу года она поехала к нему в Иллирию, губернатором которой был тогда Мармон. Конечно, в большей степени она повиновалась чувству долга, чем зову любви, которая уже давно умерла. Супруги слишком давно жили порознь. Совместное существование явно не получалось мирным. К тому же характер от природы мрачноватого, замкнутого и ревнивого Мармона с годами еще ухудшился. Шло время, и маршал становился все сварливее и раздражительнее. Ему постоянно не хватало почестей, хотя Наполеон на них не скупился. Но Мармон хотел быть единственным счастливчиком при дворе. Разумеется, он не был настолько безумен, чтобы мечтать об императорском троне, но жаждал быть его единственной поддержкой. Мармон стал настолько злобным, жестоким, грубым, что Гортензия просто не смогла жить рядом с деспотичным губернатором Иллирии и однажды вечером объявила ему, что возвращается домой.

– Этот влажный климат мне совсем не подходит, – объяснила она. – У меня лихорадка, приливы, мне трудно дышать.