– Боюсь, что вынужден обсудить с вами… – суетливый кардинал осторожно откашлялся и промокнул губы салфеткой, – …скажем так, одну неприятность. Не откладывая дело в долгий ящик.

– Разумеется, ваше преосвященство, – поспешно сказал папа, радуясь возможности переменить тему и хоть как-то нарушить удручающую монотонность беседы. – Конечно, прошу вас.

Бриндизи отложил вилку с видом человека, капитулирующего после затяжной осады, и сцепил пальцы под подбородком.

– Похоже, наш друг из «Републики» снова взялся за старое. В ходе подготовки большой статьи для этой газеты, посвященной вашему святейшеству и приуроченной к пасхальному выпуску, он раскопал… – многозначительная пауза, глаза к небу, – …некоторые несоответствия в вашем детстве.

– Какого рода несоответствия?

– Несоответствия в том, что касается даты смерти вашей матери. Сколько лет вам было, когда вы остались сиротой? Где вы находились? Кто о вас заботился? Этот репортер – человек весьма предприимчивый, источник постоянных неприятностей для секретариата. Ему удается находить такое, что мы предпочитали бы оставить в покое. Я много раз настоятельно просил своих сотрудников не вести с ним никаких разговоров без разрешения пресс-бюро, но кто-то, очевидно…

– Что-то ему рассказал.

– Похоже, что так, ваше святейшество.

Папа отодвинул пустую тарелку и тяжело вздохнул. В первые же после конклава дни он выразил намерение предать гласности все обстоятельства своего детства, но в курии и пресс-бюро нашлись люди, посчитавшие, что мир еще не готов принять папу-бродяжку, выросшего на улице и отстаивавшего свои права не только умом, но и кулаками, пока церковь не приняла его в свое лоно. Этот пример в полной мере подтверждал культуру скрытности и обмана, которая процветала в Ватикане и которую Лукчези так ненавидел, но в начальные дни папства ему не хотелось растрачивать драгоценный политический капитал, а потому он неохотно согласился умолчать о некоторых наименее праведных деталях своего воспитания.

– Было ошибкой рассказывать миру о том, что я вырос в Падуе, в доме, где глубоко почитали Христа и Деву Марию, и жил там до пятнадцати лет, когда поступил в семинарию. Ваш друг из «Републики» без особого труда узнает правду.

– Позвольте мне решить проблему с газетой. У нас есть свои способы воздействия на несговорчивых журналистов.

– Какие же?

– Мы отказываем им в разрешении сопровождать ваше святейшество во время зарубежных поездок. Аннулируем их аккредитацию при пресс-бюро.

– Похоже, меры очень суровые.

– Не думаю, что до этого дойдет. Уверен, нам удастся убедить его придерживаться правды.

– Какую правду вы имеете в виду?

– Правда состоит в том, что вы выросли в Падуе, в доме, где глубоко почитали Христа и Деву Марию. – Бриндизи улыбнулся и смахнул с плеча несуществующую крошку. – Но когда ведешь такое сражение, необходимо иметь представление о полной картине, чтобы заранее знать, с чем мы можем столкнуться.

– Что вы предлагаете?

– Короткий меморандум. В курии его никто не увидит, кроме меня, и я буду использовать его только для подготовки защиты… если необходимость в таковой когда-либо возникнет.

– Скажите, Марко, вы научились такой тактике, изучая каноническое право?

Бриндизи улыбнулся.

– Некоторые приемы универсальны, ваше святейшество.

– Вы получите меморандум.

Папа и кардинал замолчали, ожидая, пока две монахини уберут со стола и подадут эспрессо. Лукчези медленно размешал сахар и посмотрел на кардинала.