– Если профессор и впрямь ваш брат, то почему же вы не знаете, над чем он работал? – поинтересовалась настоятельница.

– По каким-то неизвестным мне причинам Бенджамин держал свой нынешний проект в тайне. Даже от друзей и родных. – Габриель вспомнил разговор с профессором Бергером в Мюнхене. – О теме его исследования не знали и на факультете в университете Людвига-Максимилиана.

Мать Винченца, похоже, приняла это объяснение и после недолгого раздумья сказала:

– Ваш брат работал над книгой о евреях, нашедших убежище в церковных владениях во время войны.

Габриель задумчиво кивнул.

Книга о евреях, скрывавшихся в монастырях?

Возможно, хотя вряд ли эта тема могла вызвать интерес у Бенджамина и уж никак не объясняла той атмосферы секретности, которой он окружил свое исследование. Габриель решил подыграть.

– Что же привело его сюда?

Настоятельница взглянула на него и, наверное, приняла какое-то решение.

– Допивайте кофе, а потом я покажу вам, зачем ваш брат приезжал в Бренцоне.

Освещая путь фонариком, они спустились по крутой каменной лестнице. Внизу их встретил запах сырости и холод. Прямо перед ними лежал узкий коридор с арочными порталами. Что-то в этом мрачном, неприветливом подземелье заставляло вспомнить о катакомбах. На мгновение Габриель представил тусклый свет факелов, неясные фигуры скрывающихся от преследователей беглецов, осторожный шепот…

Мать Винченца повела его по коридору, ненадолго останавливаясь у каждого портала и освещая фонариком крохотные помещения, более похожие на кельи. Повсюду были видны следы сырости и ощущалась близость озера. Габриелю даже показалось, что он слышит, как над их головами плещутся о камень холодные воды.

– Сестры считали, что это единственное безопасное для беглецов место, – сказала наконец настоятельница, нарушая мрачную тишину. – Как вы сами понимаете, зимой здесь было ужасно холодно. Они, наверное, жутко страдали, особенно дети.

– Сколько же их укрывалось здесь?

– Обычно около дюжины человек. Иногда больше. Иногда меньше.

– Почему меньше?

– Некоторые перебирались в другие монастыри. Одна семья попыталась добраться до Швейцарии. На границе их схватил швейцарский патруль и передал немцам. Мне говорили, что они умерли в Аушвице. Сама я во время войны была еще маленькой девочкой. Моя семья жила в Турине.

– Должно быть, то были тяжелые дни.

– Да, очень. Фашистские банды рыскали по всей стране, искали евреев. Несчастных выдавали за вознаграждение. Те, кто прятал евреев, сами подвергались суровым наказаниям. Так что сестры принимали этих людей с риском для себя.

– Тогда почему они это делали?

Она улыбнулась и положила руку ему на плечо.

– В церкви существует великая традиция, синьор Ландау. Священники и монахи считают себя обязанными давать приют беженцам и гонимым, помогать несправедливо обвиненным. Сестры Бренцоне укрывали евреев из христианского милосердия. И еще потому, что так повелел святой отец.

– Папа Пий повелел давать евреям приют в монастырях?

Она удивленно взглянула на него.

– Разумеется. И не только в монастырях, но и в церквах, больницах и школах. Все церковные учреждения получили распоряжение открывать свои двери перед евреями.

Луч фонарика вырвал из темноты толстую крысу с крохотными желтыми глазками, которая тут же юркнула в щель, царапнув когтями по каменному полу.

– Благодарю вас, мать Винченца, – сказал Габриель. – Думаю, я увидел достаточно.

– Как пожелаете. – Монахиня, однако, не тронулась с места, продолжая сверлить гостя пронзительным взглядом.