Ветер выдувает ее сквозь холодные каменные стены в ночной воздух над городом, который она с трудом узнает. Она безвольно плывет по небу, она может наблюдать, но не может участвовать. Куда бы ни направился ее взгляд, везде Рана видит руины и запустение. Зазубренные пустые оболочки домов четко вырисовываются на фоне лунного сияния. Временами Рана узнает остатки некогда знакомых мест, но и они настолько изменены, что вскоре она полностью теряет ориентацию. Даже блестящая в лунном свете река, похоже, изменила свое русло. Рана видит полуразрушенные каменные и металлические мосты, которые уже не соединяют берега. Багровые всполохи озаряют горизонт и мерцают сквозь глазницы окон опустошенных зданий.

А затем она замечает черные машины, пробивающие путь сквозь заваленные каньоны между руинами. Жестокие и пугающие машины войны, с пушками на турелях, неукоснительно целящимися в сторону дверных проемов и густых теней. Железная поступь их механических ног попирает камни разрушенного города, камни, которые когда-то были чьим-то жильем, пока не появились эти монстры. Нет нужды отыскивать глазами флаги или гербы, ведь и так ясно, что это машины оккупационной армии и что ее город раздавлен механической пятой агрессора. Она видит, как из какого-то подвала выскакивает одинокая фигурка и швыряет в ближайшую машину жалкий сосуд с зажигательной смесью. Резкий поворот турели — и огненные строки прошивают нападающего насквозь. Человек падает на камни.

Ветер возносит Рану ввысь, и город превращается в карту самого себя. При очередном развороте в поле зрения Раны попадает здание, некогда бывшее Музеем античности, но выглядящее теперь как разрушенная тюрьма или разбитый форт, один из многих. На мгновение она вспоминает, что современное здание музея было воздвигнуто на очень древнем фундаменте — здесь существовала даже целая последовательность разных зданий, каждое из которых воздвигалось на остатках стен своих предшественников, они служили разным целям и разным правителям, но не меняли своего местоположения в течение столетий.

И в ту же секунду Рана приходит к мгновенному пониманию того, что случилось с ней самой и с ее миром. Механизм был вырван из истории, и соответственно, вся эта историческая линия, в которой Механизм сыграл такую громадную роль, перестала существовать как реальность, стала чистой возможностью. Не существует больше Музея античности, ибо нет больше Большой Персии. А ее нет, потому что блестящее творение древнего разума, счетный механизм, направляющий суда, армии и инженеров по всем земному шару, просто-напросто никогда не существовал. Как и сама Рана.

Но момент понимания краток, и озарение уходит, как и пришло. Призраки — это не души умерших. Это души людей, вычеркнутых из истории, когда история меняется. И хуже всего, что они не могут как следует помнить ни людей, какими они некогда были, ни событий, свидетелями которых являлись.

Ветер возносит Рану еще выше к разреженным серебряным облакам. К этому времени она уже вообще ни о чем не думает, а лишь грезит о бесконечных сцеплениях прекрасных бронзовых шестерен, которые на протяжении целой вечности приводят в движение Небеса.