— Ты понимаешь, они воровали лошадей. Но им этого стало мало, и они начали воровать скот. Двоих из них застукали, когда они пытались ограбить склад на пастбищах. Потом горожане поймали одного из индейцев, пристававшего к белой женщине, и линчевали его. С этого все и началось.

Похоже на историю с мексиканцем, подумал Борн. Сара, казалось, была полностью поглощена рассказом; она слушала, затаив дыхание и широко раскрыв глаза.

— Однажды мужчины города собрались вечером, крепко выпили, а к утру решили проучить этих индейцев. Человек сорок, вооружившись, оседлали коней и отправились в эту деревню. По дороге они пили, болтали, смеялись, стреляли в воздух. Не доезжая до места, все слезли с лошадей, потому что хотели подобраться тайно, и залегли на утесе, изучая местность. В это время шел снег, и они поняли, что нужно действовать быстро.

Но при этом не торопиться. Индейцы никогда не нападали в открытую; никаких всадников с ружьями наперевес, несущихся во весь опор, никакой стрельбы заранее. И белые решили поступить так же, чтобы у противника не было возможности собраться и дать отпор. Они спустились с утеса, договорившись подобраться к деревне и окружить ее, прячась в высокой траве. Они даже порадовались, что пошел снег — в метель легче подкрасться незаметно. Пустив по кругу последние бутылки, они двинулись в путь. Далеко за полдень они добрались до травы, а еще через час подошли к деревне вплотную.

Я был с ними. Мне тогда было всего шестнадцать, я уже говорил, и мне казалось, что все это жутко интересно. Они взяли меня с собой, а двух других мальчиков оставили сторожить лошадей. Я шел вместе с человеком по имени Арондэйл. Он был хорошим другом моего отца, но к тому времени отец уже умер и этот человек во многом заменил мне его. Он часто заходил проведать нас с матерью. Я думаю, он хотел жениться на ней. Ты не можешь представить, как я им восхищался. Он брал меня с собой на охоту и научил практически всему, что я сейчас знаю. Крупный мужчина. Мощные плечи. Лицо как скала. Хотя по натуре мягкий, как твой папа…

Клер стояла, прижавшись к нему. Борн был почти уверен, что старик почувствовал их появление, но просто не подал виду, продолжая тем же ровным голосом:

— Мы ползли с ним в траве. У меня был дробовик наподобие моей нынешней двухстволки. Никогда не забуду, какой жесткой была та трава, какой был снег и ветер. Я протер штаны и ободрал коленки. Мы с ним подобрались так близко, что могли видеть блестящие от жира лица их женщин. Он дал мне знак затаиться, и мы стали ждать. Понимаешь, мы договорились, что все должны занять удобные позиции и начать одновременно. Даже назначили срок — в две минуты шестого. Помню, как Арондэйл смотрел на свои карманные часы, у них еще стекло было треснуто — наверное, он где-то ударил их о камень. Потом на другом конце деревни раздался выстрел. Трудно было сказать, кто стрелял — наши или индейцы, но сразу поднялась такая пальба, что мы тоже вскочили и начали стрелять. Я помню, как недалеко от нас падали индейские женщины, я видел, как отовсюду выскакивали из травы наши люди. Арондэйл бежал впереди меня. Он убил огромного индейца, который, шатаясь, вылезал из вигвама, чтобы узнать, что происходит.

Впрочем, я ошибся. Когда я сказал, что мы начали стрелять, я был не прав. Я совсем не стрелял. Я просто бежал. Наверное, мне казалось, что я тоже стреляю, потому что меня захватил азарт атаки. Арондэйл убил еще троих индейцев, вылезших из того же вигвама, а когда добежал до следующего, то уже не ждал, а просто несколько раз выстрелил в полог из оленьих шкур, продырявив их насквозь. Потом обернулся и прикладом сбил с ног подбегавшего индейца. А потом начался такой гвалт, что я и не помню толком, как все происходило. Все куда-то бежали, стреляли, вопили…

До сих пор не понимаю, как мне удалось уцелеть в тот день, ведь я был прямо в центре событий. Правда, настоящий бой длился всего минут пять, почти все индейцы были убиты, горожане бегали вокруг вигвамов и добивали раненых, а другие стреляли лошадей и скот.