Ну и черт с ним!

Она постаралась отыскать ближайшие, связанные с Землей ворота, сконцентрировала мысль на достижении немедленного успеха, потом произнесла единственное слово-заклинание «Ищи», воображая в уме карту, которая должна появиться в воздухе перед глазами. С ее помощью Джун Баг сможет вывести остальных к воротам, обнаруженным в результате заклинания.

Но ничего не произошло.

— Ищи, — снова скомандовала она, удостоверившись, что сумела сосредоточиться на всех ключевых моментах заклинания.

И снова ничего не случилось.

У нее за спиной орианец прочистил горло и спросил:

— Что ты приказываешь мне искать?

— Объяснение, вот что! — прорычала Джун Баг. — Почему не работает заклинание, а? В чем дело?

— Ну… на самом деле… — промычал орианец и снова демонстративно прочистил горло, одновременно обводя рукой комнату.

Тогда, и только тогда, Джун Баг осознала, в какую серьезную неприятность попали сентинелы. Она еще раньше отметила, что комната красива, но красота не слишком ее взволновала, особенно если учесть мучившую ее тогда тошноту. Драпировки и оборочки не слишком-то пришлись ей по вкусу, а тут их было полным-полно. Должно быть, виновато лекарство, или тошнота, или ее собственный преклонный, что греха таить, возраст, но вся эта роскошь не произвела на нее особого впечатления. Она всегда была только воином, воином — и все. Ее долг требовал в любой ситуации оставаться воином. Тот факт, что теперь они находились в центре комнаты, целиком изготовленной из меди, должен был в первую очередь привлечь ее внимание. Никакая магия здесь невозможна.

— Видимо, я старею, — пробормотала она. — Время учить преемника и убираться подобру-поздорову, пока еще можно убраться с достоинством. Устроиться в Южной Флориде, открыть лавку, научиться раскладывать пасьянс… За последние двадцать лет в Южной Флориде так и не сумели приоткрыть ворота дольше, чем на полсекунды.

Она обвела взглядом медные стены, декоративные медные решетки на окнах, медный потолок, медные полы, массивные, как в склепе, медные двери и длинно, с ледяным бешенством выругалась. Поднявшись на ноги, она обожгла взглядом орианца и рявкнула:

— Но я ненавижу пасьянс! Ненавижу вежливых старушек с подсиненными сединами. И я не желаю бессмысленно провести остаток своей долбаной жизни!

Орианец, явно напуганный ее вспышкой, сделал осторожный шажок назад.

— Да, нарра.

— Меня зовут не нарра! Меня зовут Джун Баг.

— Прошу прощения. Нарра — это почтительное обращение к живым богам.

— А я что говорю?! Я — не бог. Я — сентинел. Нам нельзя становиться богами. Это записано в Кодексе.

Он взглянул на нее с таким выражением, словно не мог придумать, как следует реагировать на эти слова: недоверчиво усмехнуться, будто над непонятной ему шуткой, или же вежливо согласиться, поверив в неизвестное ему правило. Джун Баг вздохнула и, выходя из затруднения, сменила тему:

— Не знаешь, когда очнутся остальные?

— Нет. Похитители утверждали, что может пройти несколько часов. И еще сказали, что, проснувшись, вы скорее всего будете испытывать тошноту.

— Сволочи!

— Да, нарра.

— Джун Баг, черт тебя подери! Никогда не любила этих проклятых титулов.

— Я… я понимаю.

Ясно, что ничего-то он не понимает. Джун Баг подозревала, что единственный его жизненный багаж — это вежливость.

— Не могу ли я что-нибудь тебе принести, или сделать для тебя, или предложить тебе?

— Я так понимаю, твое предложение не включает в себя открывание дверей и возможность уйти отсюда?

— Нет, нар… нет, Джун Баг.