Не понимаю, и от этого непонимания я сходил с ума. Но все же ситуация разрешилась, наконец.
– Руки вверх!
Ночью мы предприняли попытку уйти из облюбованного оврага и пробираться на север, туда ближе всего до наших позиций. Двигались примерно час, когда нас осветили фонариками и приказали поднять руки.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – пробубнил я и упал от удара в голову.
Ай-ай-ай, как же башка-то болит! Охренеть. Очнулся я, обведя глазами то, что было вокруг. Лес. Неизменный лес, а еще какие-то мутные личности рядом. Я связан, парней не вижу. Кто же это нас так встретил-то? Немцы бы вязать не стали, тупо застрелили бы уже, чего с нами возиться. Тогда кто?
– Очухался? – услышал я голос рядом. – Товарищ комиссар, этот очнулся, которого командиром называли.
– Давай его ко мне, Бабченко, – усталым голосом произнес неведомый для меня комиссар.
– Вставай, гад. – Твою мать, это чего, партизаны, что ли? Откуда они тут? Когда нас отправляли, я специально о них спрашивал, не должно их тут быть, только если отряд образовался недавно и сидит без связи. Черт, одни вопросы, ну ладно, может, комиссар что разъяснит.
– Братцы, вы чего своих-то бьете? Мы и так все чуть живые, а вы по башке, наверное, прикладом даже?
– А чего я об тебя буду руки марать, у «Папаши» приклад крепкий, тебя выдержал, – заржал этот самый Бабченко, идущий сзади. Я еле двигался, болело все, но конвоир, подняв меня, подбадривал, тыча стволом под ребра. Мне и так-то хреново, а этот… Или это какие-нибудь диверсанты? «Брандербург-800», под которых мы, кстати, когда-то косили?
– Полегче, приятель, а то я до вашего комиссара не дойду… – больше мне сказать ничего не дали. После очередного тычка в бок в голову как молния ударила, и я свалился на землю.
Сколько на этот раз я был без сознания, не знаю, как-то не до того было, чтобы время замечать, да и часы кто-то стырил. Очнулся в темноте, но понимал, что не на открытом воздухе. Первое, что удивило, руки были не связаны. Попытавшись сесть, только завалился набок и застонал от боли. Черт, мама дорогая, как же больно-то!
– Товарищ комиссар, пришел в себя! – до меня донесся негромкий возглас. А спустя пару секунд меня осветили фонариком.
– Очнулся? – новый голос шел откуда-то сбоку.
– Да уж лучше бы сразу к тебе оттащили, – пробормотал я.
– Чего? – не расслышал неизвестный. – Что ты говоришь?
– Хреново мне, говорю… – и я вновь потерял сознание. Господи, сколько же еще мучиться? Уж лучше в землю, там хоть не больно, надеюсь. Как я устал… Сколько всего было пережито за это время, ведь я всего несколько месяцев в этом времени? Вообще интересно, конечно, провел время, этого не отнять. Тут и жену себе нашел, ребенок народился, а уж друзей! О, какие в этом времени да на войне были друзья, почему мы через семьдесят лет выродились в полное дерьмо? Кто возразит, соврет сам себе.
– Эй, лейтенант, лейтенант! – вырвали меня из небытия легкие пощечины.
– Дайте же умереть человеку, вы люди или нет? – взмолился я. Ведь уже был готов, что не очнусь.
– Эй, братец, не спеши умирать-то! – подбадривая меня, упрашивал незнакомец. – Подлатают тебя, еще и на свадьбе погуляешь…
– Да уже гулял, – закашлял я.
– Вот как, тогда непременно жить должен, детишек нарожать…
– И ребенок народился уже, только вот я тут, а он в Москве… – тут я, видимо, совсем «протрезвел». |