Они обнялись на прощание. Джейн едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, глаза у Норы были мокрыми.

— Только не смей, слышишь… не смей снова огорчать ее! — прошипела она Фернану, который тут же возмущенно вскинул брови, но Нора ушла раньше, чем он успел что-либо ответить.

— Ну вот, ты осталась наедине с Серым Волком, — усмехнулся Фернан. — Заступиться за тебя некому.

Джейн резко повернулась, но увидела на его лице странное выражение беззащитности. Он нервничает! — поняла она с удивлением. Это было настолько необычно, что она, не сопротивляясь, позволила Фернану взять себя за руку и увести в тихий уголок, подальше от суеты.

— Я могу предложить тебе кофе? — спросил он, усадив Джейн в кресло.

Сейчас, когда они остались одни, Фернан почему-то не торопился прощаться с ней, и Джейн покачала головой, сознавая, что ее нервы на пределе. Она уже пережила однажды страшное унижение, когда сообщила ему, что любит его, и была отвергнута. Это был тяжелый удар по ее гордости, и Джейн страшно не хотелось, чтобы он запомнил ее жалкой, плачущей, цепляющейся за него. А именно к этому она была близка сейчас…

— Нет, я не хочу кофе, — ответила она. — Может, ты просто скажешь, зачем пришел, и уйдешь?

— Джейн… — Он замолчал, потом сел рядом с ней и взял ее руки в свои. — Мне, наверное, не нужно было приезжать сюда. А может быть, нужно… Я совсем запутался… Все, что я знаю, — это то, что я не могу позволить тебе покинуть Францию… и мою жизнь, не сказав тебе правды. Я не знаю, будет от этого лучше или хуже, я уже ничего не знаю… но я должен объяснить.

— Что? — Джейн пугало выражение его лица.

— Ты думаешь, я любил Иветт и до сих пор продолжаю любить ее, да? — спросил он. — Ты считаешь, что у нас был счастливый брак, что наш жизненный путь — как это у вас говорят? — был усыпан розами.

— Да…

Джейн почти лишилась дара речи — так, очевидно, чувствуют себя люди, которые после тяжелого ранения пребывают в состоянии шока.

— Ошибаешься, мой брак был самым настоящим кошмаром, который только можно себе представить! Это были часы, дни, недели и месяцы сплошного мучения и боли, — грустно сказал он. — Бывали минуты, когда мне казалось, что я схожу с ума. Я смотрел на окружающий меня мир и не понимал, почему у людей все хорошо, а у меня — нет.

— Фернан! — Она в недоумении уставилась на него. — Я не могу…

Он потряс головой, предупреждая ее вопрос, потом тяжело вздохнул, глядя в пол и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Но будет лучше, если я начну с самого начала. Я уже рассказывал тебе, каким было мое детство, каким образом семья Пьера стала моей семьей. Надо сказать, в юности мы с ним были довольно беззаботными и жили в свое удовольствие…

Он говорил теперь бесстрастным, монотонным голосом, который пугал Джейн еще больше, чем горечь, звучавшая в его словах раньше.

— А Иветт была сестрой, младшей сестрой Пьера… и моей. Но когда ей исполнилось пятнадцать, я вдруг понял, что щенячья привязанность, которую она испытывала ко мне, переросла в нечто совсем другим. Она… она хотела меня — не больше и не меньше! Я пытался разговаривать с ней как можно деликатнее, объяснял, как умел, что питаю к ней исключительно братские чувства. А когда это не помогло, решил на время оставить Ле-Пюи. Я полагал, что это даст ей возможность одуматься, взглянуть на наши отношения как бы со стороны… может быть, встретить кого-нибудь другого…

— Но это не помогло? — тихо спросила Джейн.