Глауен же отправился в апартаменты, которые он занимал вместе с отцом, где мгновенно освободился от своих темных одежд, встал под горячий душ и стал переодеваться в сухое. Неожиданно его оторвал от этого занятия звонок телефона.

— Слушаю! — крикнул он.

На экране появилось лицо Бодвина Вука, и спокойный голос произнес:

— Солнце давно село. И ты явно давно прочитал письмо Флоресте. Я ждал, что ты позвонишь сам.

— Я прочитал всего лишь два предложения, — рассмеялся Глауен. — Отец жив — это точно.

— Хорошие новости. Так что же ты замешкался?

— На берегу была заварушка, которая кончилась уже в воде. Я выжил. Кирди утонул.

— Молчи! — стукнул себя по лбу Вук. — Ужасные новости! Он же тоже Вук!

— Во всяком случае, я как раз собирался позвонить вам.

Вук подавил вздох.

— Мы сообщим об этом, но сделаем вид, что ничего не было. Ясно?

— Ясно, сэр.

— В общем-то я не совсем доволен твоим поведением. Этого нападения все-таки следовало ожидать.

— Я и ожидал, сэр, для чего и пошел на берег. Кирди ненавидит океан, и я надеялся, что он не будет особо рыпаться. Но, увы, он умер именно той смертью, которой больше всего и боялся.

— Хм, — крякнул Вук. — У тебя здоровые нервы. А если бы он подстрелил тебя из кустов и пробил бы письмо Флоресте? Что тогда?

— Кирди так бы не сделал. Он хотел посмотреть мне в лицо, прежде чем отправить на тот свет.

— А если бы он изменил своей привычке, ну, хотя бы на этот единственный раз?

— В таком случае, ваш отдел изрядно пострадал бы, — подумав немного, пожал плечами Глауен.

— Хм, — опять крякнул Вук, но присовокупил к этому еще и гримасу. — Народу у меня, конечно, немало, но на такие опустошения я не согласен. — Он откинулся в кресле. — Ну, и хватит об этом. Принеси письмо в контору, и прочитаем его вместе.

— Слушаюсь, сэр.

И Глауен хотел уже выйти из комнаты, как вдруг почему-то, положив пальцы на ручку двери, задержался. Подумав немного, он вернулся и зашел в соседнюю комнату, служившую в качестве кабинета, где сделал копию письма Флоресте. Сложив ее, он положил бумагу в выдвижной ящик стола, а подлинник в карман, после чего и вышел.

Через десять минут Глауен был уже в Бюро «Б» на втором этаже нового агентства, где его тут же принял в своем личном кабинете Бодвин Вук.

Как обычно, Вук восседал в обитом кожей кресле. При входе юноши он протянул ему руку, не вставая.

— Ну, если позволите. — Глауен отдал ему письмо, и Вук махнул, указывая юноше на другое кресло. — Садись.

Глауен повиновался. Вук вытащил письмо из конверта и начало читать вслух, не особенно вдаваясь в экстравагантные особенность стиля Флоресте.

Письмо было несколько излишне дискурсивное, а порой и вовсе скатывалось в объяснения философии самого Флоресте. Он выражал pro forma оправдание своим действиям, но слова его не убеждали, и все письмо в результате представляло собой весьма посредственную попытку самооправдания. «В этом нет вопроса, и я решительно это утверждаю, — писал он. — Я один из очень немногих, кто действительно заслуживает названия сверхчеловека.