Перед глазами Богото возник Тализак, висевший на крюках — с чудовищной маткой между ног.

Сабатье изучала его лицо.

— Вы знаете, о ком я?

Богото кивнул.

— Тогда вам не нужно предостережений. Он или она… кто это?

— Это мужчина.

— Что ж, у него есть друзья… союзники… трудно сказать, кто или что они на самом деле… карты уклончивы. Но они могут принести вред, как бы то ни было.

— Мне?

— Миру.

— Ха.

— Вам все равно, да?

— Конечно. Думаете, мне стоит покинуть город?

— Вы… военный. Я не впервые вижу смерть в ваших картах, генерал.

Однако Грета в первый раз упомянула его должность. Узнала ли гадалка о ней из расклада или листовок с панегириками, трудно было сказать.

— Но она никогда еще не подбиралась так близко, — продолжала Грета, глядя на карты.

— Ясно.

— И… да, думаю, вам стоит уехать. По крайней мере, до конца неблагоприятного астрологического периода.

— Так дело не только в картах, но еще и в звездах?

— Они отражают друг-друга: карты, звезды, ладони. История одна, куда ни посмотри.

Говоря, гадалка тасовала колоду, и теперь выложила одну карту на стол перед генералом Богото. Она называлась Башня и изображала, схематично и грубо, башню, пораженную молнией. Верхняя часть падала, низвергая кирпичи и тела, нижняя — треснула и готова была рухнуть.

— Это Примордиум? — спросил Богото.

— Это будущее города, — кивнув, ответила Грета: — Или, по крайней мере, один из вариантов.

— Так вы тоже уедете? — поинтересовался Богото, вероятно, чтобы поддразнить женщину.

Грета была древней, как антикварный стол, за которым она гадала, и ее ноги оставляли желать лучшего. Ей никогда не покинуть Примордий, так он думал.

— Да. Я уезжаю. Это — наша последняя встреча, генерал, если только вы не навестите меня в Каликсе.

— Вы перебираетесь в Каликс?

— Завтра. Пока все не стало совсем плохо.

У дома на Диаманда-стрит, принадлежавшего убитому сенатору, не так давно появилась определенная репутация.

Ходили слухи, что там жили любовники — несколько. Дни и ночи прохожие слышали их стоны, вздохи, всхлипы, требования, которые нельзя было отвергнуть.

Все дома по соседству оказались заброшены, их владельцы покинули Примордий — ради более безопасных городов или деревни. Жизнь на свиноферме могла быть скучной, но, по крайней мере, долгой. И все же люди приходили на Диаманда-стрит, чтобы услышать звуки удовольствия, вырывавшиеся из освещенного лампами дома. Нет, не только услышать. У этого места была атмосфера, которая проникала под кожу. Энергия, которая струилась из открытых окон, привлекала тысячи светлячков — с каждым закатом. Они гонялись друг за другом, описывая странные арабески, воздух гудел от страсти, а свет был таким ярким, что дом сиял от их следов — росчерков, еще долго мерцавших у стен после того, как изможденные насекомые падали в высокую траву.

Иногда вуайеристам, что прятались в тени соседних домов, желая увидеть любовников, это удавалось. Они были столь же противоестественны, как и странные стоны, срывавшиеся с их уст. Любовники казались гибридами: на треть — люди, на треть — металл, на треть — союз между плотью и механизмами, созданными, чтобы обнажать кости, резать и рвать. Они истекали кровью, поднимаясь с брачного ложа, но улыбались и целовали раны друг друга так, словно боль не значила ничего, и все эти дыры и язвы были знаками верности.

Мир вращался, и довольно быстро.