Проснулся быстро, от леденящего холодка, пробиравшего до самых костей.

Резко открыл глаза и обвел взглядом остывшую баньку, уже интуитивно предчувствуя недоброе.

Рядом, прижавшись всем телом к Ивану спала обнаженная Варвара. Соски на маленьких, красивых грудях напряглись, она блаженно улыбалась чему-то во сне и едва заметно шевелила губами.

На другой полке вольготно раскинулась, Дуня. Она лежала на спине, сбросив одну ногу на пол, бесстыже показывая густые заросли рыжеватых кучеряшек в паху и тихонечко всхрапывала, вздрагивая всем телом.

Ваню неожиданно пронзила острая, горячая волна желания, но он немедленно и безжалостно обуздал себя и зло заорал:

– Подьем, мать вашу! Подьем, сказал!

Заорал потому… потому что через маленькое, мутное окошко, в парную уже пробивались первые лучи солнышка. Получалось, что они проспали все ночь.

Не обращая внимания на возмущенно попискивающих девушек Иван быстро оделся и выскочил во двор с автоматом наготове. К счастью, на хуторе кроме трупов немцев никого не оказалось. Но в мозгах все-равно билось дикое предчувствие беды.

Петруха обнаружился в доме, он сидел углу комнаты, сжавшись в комочек, обняв обеими руками винтовку. Глаза у якута закатились словно у мертвеца, а рядом с ним стояла закопченная кружка с остатками черной как деготь, резко пахнувшей жидкости.

– Петруха! – Иван резко дернул его за рукав гимнастерки. – Подьем! Обпился, что ли, мудило косоглазое.

– Сам дулак… – якут очнулся, ошарашенно посмотрел на Ваню мутными глазами и слабо охнул. – Ой… неладно, сибко неладно, Ванюска…

– Твою же мать! – взвыл Ваня. – Что неладно? Где неладно? Да говори же ты, не молчи!

– Все неладно, совсем все… – зло огрызнулся Петруха. – Всера деда лазговаливал, долога спласивал… видать слой духа голова клузил… сибко быстло итти насад надо к бабам…

Через пару минут маленький отряд, до предела нагруженный трофеями, понесся по лесу. Однако уже через пару километров, половину поклажи пришлось бросить, потому что темп передвижения упал до предела.

– Потом заберем, – пообещал себе Иван, не переставая свирепо корить себя за разгильдяйство и с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на спутников.

Но к тому месту, где оставались женщины, все равно удалось выйти только к обеду.

– Стой сдеся… – скомандовал Петруха девушкам и махнул Ивану. – Твоя со мной идет, только скура немеский сымай…

Иван про себя чертыхнулся и скинул промокший от росы кожаный плащ.

– А я? – вскинулась Варвара. – Я тоже с вами!

Но после тяжелого взгляда Вани сникла и отошла.

Оставшееся расстояние до стоянки Иван с якутом в буквальном смысле проползли, лишь изредка совершая короткие перебежки.

– Все будет хорошо, все будет хорошо! – беззвучно шептал себе под нос Ваня, понимая, что, если с женщинами что-то случилось, он не простит себе этого до конца жизни.

Наконец, Петруха знаком приказал Ивану остановиться, а сам беззвучно скользнул в густой осинник.

Ждать пришлось недолго, но каждая минута казалась Ивану вечностью. Наконец, якут вынырнул из кустов и молча поманил за собой.

Поляна была пуста. На ней еще слабо курился костерок в ямке, было полно следов недавнего пребывания людей, но она была пуста. Совсем.

– Какого хера? – зло выдохнул Иван. – Куда они подевались.

Никаких следов насилия на поляне не просматривалось, ни крови, ни стреляных гильз, мало того, женщины забрали с собой все свои пожитки.