– Ну, я всё-таки приврала. Я знаю, зачем ты прибыл. Я знаю, что ты подозревал во мне новое чудовище. Но я не хочу больше лгать тебе. Ты рискнул жизнью, чтобы докопаться до истины, хотя мог бы просто выложить свои подозрения федам, – и она продолжила, пользуясь его поражённым молчанием: – Ты задумывался о том, чем же я занималась в те последние минуты этой весной, когда мы сдались и я отстала от тебя на Ином Плане?

Да, мы действительно уничтожили Почтаря; он был той невразумительной областью данных, которую мы перепахали. Не сомневаюсь, что копии его ядра ещё раскиданы там и сям по Системе, как метастазы, но мы сможем стирать их по мере проявления.

Я догадалась о случившемся, когда увидела эту область, и у меня было полно времени на изучение остатков, даже достаточно, чтобы проследить их до исходного исследовательского проекта. Бедняга Почтарь, как и все фантастические монстры, делал всего лишь то, для чего был создан. Он захватывал Систему, чтобы защитить её ото всех – даже от владельцев. Думаю, в конце концов он бы объявил о себе и устроил какой-нибудь ядерный шантаж, чтобы приструнить весь оставшийся мир. Но хотя его программы исполнялись уже несколько лет, он насчитывал всего пятнадцать-двадцать субъективных часов самосознания, когда мы прикончили его. Вот насколько медленным он был. Он так и не достиг того уровня сознания, который был в Системе у нас.

Но его сознание было настоящим, и это и есть главное достижение всего проекта. За те несколько минут я додумалась, как доработать базовое ядро, чтобы оно смогло принять на вход любую личность… И вот это я и хотела тебе рассказать.

– Значит, то, что увидел Лаймо, было…

Она кивнула.

– Мной…

Она широко улыбалась, той самой хорошо ему знакомой заговорщицки-открытой улыбкой.

– Когда Бертран Рассел был уже глубоким стариком – наверное, таким же рассеянным, как и я теперь – он говорил о распространении своих интересов и внимания в мир за пределы своего тела, так что когда тело умрёт, он едва ли это заметит, ведь всё его сознание к тому времени растечётся по окружающему миру.

Конечно, он только принимал желаемое за действительное. Я – другое дело. Моё ядро теперь живёт в Системе. Каждый раз, приходя туда, я понемногу передаю ему себя. Ядро растёт в настоящую Эритрину, в истинную меня. Когда это тело умрёт, – она сжала его руку, – когда умрёт это тело, Я останусь и смогу и дальше говорить с тобой.

– Как Почтарь?

– Медленная, как Почтарь. По крайней мере до тех пор, пока я не разработаю процессоры побыстрее…

…Так что в какой-то мере я и правда всё то, чего боялись вы с Лаймо. Но ты, Скольз, всё ещё можешь остановить меня. – И он почувствовал, что она ожидает его решения, того окончательного решения, которое в последний раз согласится принять от простого человека.

Скольз покачал головой и улыбнулся, представив себе того замедленного ангела-хранителя, в которого она превратится. Должно быть, в истории каждой расы наступает такой момент, вдруг понял он. Несколько лет или десятилетий, когда всё её будущее рабство или величие зависят от доброй воли всего лишь одной или двух личностей. Это мог быть Почтарь; но, слава богу, это станет Эри. А по прошествии этих лет или десятилетий… Поллак внезапно осознал очевидное: процессоры становятся всё быстрее, память – всё больше. То, что сейчас требует ресурсов целой планеты, когда-нибудь станет доступно каждому. Включая его самого.

За этими годами или десятилетиями… будут тысячи лет.

И Эри.

Вернор Виндж

Сан Диего

Июнь 1979 — январь 1980

Марвин Мински

Послесловие

В жизни часто случается иметь дело с вещами, которые вы не вполне понимаете.