Я слишком хорошо известна, к несчастью для тебя. Но ты иди к
нему и поклянись ему в службе, научись всему, чему он сможет научить тебя,
и если я не смогу убить его, то ты сделаешь это. Иди.
- Лио, - запротестовал он, и все его мышцы дрожали. Он запустил
похолодевшие пальцы в черную гриву лошади. Все, чему он верил и чему
поклонялся, вдруг рассыпалось на его глазах, как горы, которые исчезли тем
утром за Вратами, сменившись голым и уродливым пейзажем.
- Ты илин, - сказала она. - И потому в том не будет твоей вины.
- Принять хлеб и приют - а затем убить человека?
- Разве я когда-нибудь говорила тебе, что у меня есть честь?
- Но нарушение клятвы, лио... Даже ему...
- Один из нас, - сказала она сквозь зубы, - один из нас должен
пройти. Останься верным внутри себя, но заставь свои губы говорить то, что
нужно, чтобы ты выжил. Живи. Он не будет подозревать тебя. Он поверит
тебе, и это будет та служба, которую ты можешь сослужить мне; убей его и
сделай то, чему я научила тебя, илин. Ты сделаешь это для меня?
- Да, - сказал он наконец и горько добавил: - Я должен сделать это.
- Забери с собой Китана и Джиран, сочини какую-нибудь сказку, чтобы
Рох поверил, как оказался разрушен Охтидж-ин, как ты был освобожден
Китаном - упусти лишь мое участие во всем этом. Пусть он поверит, что ты в
отчаянии. Склонись перед ним и умоляй приютить тебя. Делай то, что ты
должен, но останься живым и пройди Врата - и исполняй мои приказы до конца
своей жизни, нхи Вейни. И даже за ее пределами, если достигнешь этого.
Долгое время он ничего не говорил. Он бы скорее всего расплакался,
если бы попытался заговорить, но он не хотел, чтобы его стыд продолжался.
Затем он увидел влажный след, блестевший на ее щеке, и это потрясло его
больше, чем то, что она сказала ему.
- Оставь мне клинок чести, - сказала она. - Он вызовет лишние
вопросы, на которые у тебя не будет ответа.
Вейни отцепил его и отдал ей.
- Да будет так, - пробормотал он, и слова едва прошли через его
горло. Она повторила это и прикрепила клинок к своему поясу.
- Будь осторожен со своими спутниками, - сказала она. - Иди,
торопись.
Он хотел склониться к ее ногам, как илин, наконец-то уходящий
окончательно, без своего на то желания, но она не позволила, положив свою
руку на его. Это прикосновение было завораживающим, на секунду он
поколебался, переполненный тем, что хотел сказать ей. А она совершенно
неожиданно наклонилась и прикоснулась губами к его губам, легким
прикосновением и очень быстро. Это лишило его дара речи, а через секунду
она уже повернулась, чтобы взять узду своей лошади. То, что он хотел
сказать, неожиданно показалось ему мольбой, она не поняла бы, возник бы
спор, а это было бы вовсе не тем прощанием, о котором он мечтал. |