Лорд Калэн обдумывал это с минуту, а потом кивнул и направился со мной к лечебнице.

— Конечно, я дал ему обещание, о котором он просил, — сказал Тавернер, когда он рассказывал мне о беседе с графом. — Я пообещал, что мы не будем лечить его, ни я, ни, тем более, вы. Наоборот, я выделю ему пациента, с которым он сможет обращаться по своему усмотрению.

— Этим пациентом будет?.. — спросил я.

— Вы, — сказал Тавернер.

Я расхохотался.

— Ну и хитрая вы бестия, — сказал я.

— Я действительно так думаю, — сказал Тавернер с улыбкой, которая была чуть-чуть шире, чем требовали обстоятельства. — Я также думаю, что я не единственная хитрая бестия, есть еще две других, и я их убью одним выстрелом.

Мариус, по-видимому, отнесся к своим обязанностям совершенно серьезно, а я, как того пожелал Тавернер, во всем ему потакал. Обычно Тавернер, когда у него появлялся серьезный больной, на несколько дней полностью посвящал себя ему, оставляя на меня всю привычную работу в лечебнице. Но в этом случае он выполнял эту работу сам, поручив мне разбираться с Мариусом.

Вскоре, однако, у меня возникли подозрения, что не я, а Мариус разбирался со мной. Его сообразительность, проницательность и острый ум обеспечили ему доминирующую роль в нашей паре, и вскоре я осознал, что он, основываясь на чистой интуиции, был гораздо лучшим психологом, чем был или мог надеяться стать я со всей своей ученостью. Постепенно он начал принимать участие в наших беседах в приемной, что, на мой взгляд, противоречило профессиональной этике и было крайне опрометчиво. Я должен также признаться, что сначала испытывал что-то похожее на уколы ревности, когда слышал, как Тавернер консультируется с ним и пользуется его советами по поводу тех больных, которые ставили нас в тупик. Мариус интеллектуально был намного ближе к Тавернеру, чем я. Оба они принадлежали одной духовной области в глубинах подсознания, но в одном преобладал ученый, в другом — художник. Тавернер, спрятав его душу, спас ее, когда Мариус едва ее не лишился, выставив напоказ перед грубыми людьми. Когда я длинными осенними вечерами слушал их беседы в приемной у камина, я часто задумывался над тем, почему в этот момент так много их духовных родственников томятся в тюрьмах и сумасшедших домах, и как случилось, что цивилизация должна перемалывать своими колесами людей, подобных Мариусу. Я понял также, почему работа оккультистов скрыта под защитой братства, члены которого приносят клятву хранить тайну, представая миру в маске, подобной той, которую носил Тавернер, и скрывая свою реальную жизнь от всех, кроме членов братства. Мариус оказался слабее Тавернера и уперся в стену, тогда как мой шеф под защитой Ордена, к которому принадлежал, с помощью ритуала управлял силами, которые рвались из Мариуса и разрывали его на части, и становился сильнее, расходуя их на других.

В эти дни ранней осени, которые постепенно укорачивались с приближением зимы, Тавернер часто оставлял нас вместе. Мариусу приходилось решать много имущественных вопросов, и моей задачей было помогать ему в этом. В денежных делах он был ребенком, и торговцы его безбожно надували, но к счастью для него, почти вся собственность Калэнов заключалась в земле, а в этом отношении он был просто гениален, и земля ему подчинялась особым образом. Арендаторы относились к нему с суеверным почтением и, мне казалось, даже немного боялись его. Как бы то ни было, они старались не препятствовать ему, и я сам видел, как он зачаровывал поля, а фермеры смотрели со смущенной улыбкой, стыдясь признаться в суеверии, но страстно желая, чтобы колдовство свершилось.

Однако это не могло продолжаться вечно, и пришел день, когда мне пришлось на несколько дней отпроситься у Тавернера для участия в работе медицинской конференции в Лондоне.