На опушке рощи, выступив вперед, будто полномочный представитель древесного царства, рос могучий ясень, высокий, старый, но еще мощный и очень красивый. На его ветви вешались жертвенные животные и прочие дары, и в траве у его подножия сплошным покровом белели старые кости, вымытые дождями и вылизанные ветрами. Под ясенем располагался алтарь – необработанная каменная глыба с плоской верхней стороной. Сейчас перед алтарем собрались все трое конунгов – Гудлейв, Рерик, Анунд, королева Рагнхильд, фру Торгерд, фру Хильдеборг с мужем, Вемундом харсиром. Пришел Рагнар лагман с сыном, который только что вернулся из поездки, Берг харсир, Гейр харсир и еще некоторые знатные люди. Из дружины Рерика позади него стояли Орм Шелковый, приехавший вместе со всей семьей, ярлы Гейр и Аслейв, фризы Вильберт и Бальдвин. Отец Хериберт, само собой, остался дома, горько вздыхать и молить Бога о милости к заблужающемуся, который, уже будучи крещен, вернулся к кровавым обычаям предков.

Право приносить жертвы в священной роще принадлежало конунгу, но Гудлейв объявил, что сегодня уступает его Рерику. Его знатный род и близкое родство с конунгами Смалёнда допускало такую замену. Свое решение Гудлейв объяснил тем, что, дескать, именно Рерику нужно благоволение богов в предстоящем походе, поэтому пусть сам и просит о ней. Но Рерик, а с ним и бабка Рагнхильд оба догадывались, что истинная причина другая: виновный во вредоносном колдовстве, да еще по отношению к дочери конунга и жрице Одина, Гудлейв просто не решался войти в священную рощу, не смел обратиться к богам, боясь, что они разоблачат и покарают его. За то, что он сделал, боги запросто могли бы направить жертвенный нож в его собственное горло, превратить ветвь ясеня в копье, которое пронзит недостойного, а другую ветку – в петлю, на которой он повиснет, как жертва Одина.

После призвания богов на это место и принесения в жертву белого барашка, Рерик отступил, а вперед вышла королева Рагнхильд. Фру Торгерд принесла за ней особое «сидение тула» – трехногую скамеечку, отделанную золотом, сидя на которой изрекают порочества во время гадания. Скамеечку она поставила напротив жертвенника, на котором еще блестела огромным красным пятном свежая кровь. Сама бабка Рагнхильд принесла белую гадательную ткань и, кряхтя, расстелила ее на траве между жертвенником и сидением тула. После этого она взяла у Рерика священный молот, еще влажный и липкий от крови, и заново благословила место гадания. Повернувшись лицом к северу, она подняла обе руки вверх – Рерик вспомнил, как несколько дней назад Сванхейд у него на глазах стояла вот так же возле Змеиного камня – и стала призывать силу норн.

Из путей все-широких,

Должна я назвать норн

И призвать дис встать рядом,

– Урд-Верданди-Скульд!

И все затаили дыхание, с дрожью и мурашками на коже чувствуя, как из неведомых вершин сходят сюда духи – родовые покровители-фюльгьи и сами Великие Норны, творительницы судеб мира.

Рерик невольно положил руку на Золотого Дракона. Она тоже должна сейчас невидимо явиться сюда – белая женщина, покровительница рода.

Королева Рагнхильд тем временем приняла от дочери небольшую золотую чашу, в которой лежали ее собственные ставы – шестнадцать небольших костяных палочек.

– Пусть первым будет вынут жребий Анунда сына Эйрика, – вполголоса подсказал Рерик. – Ведь мы идем в этот поход ради возвращения его родовых владений.