Видать, моя закалка около паровозных котлов не прошла зря. Я жару не замечал. Много гулял по городу и всегда в окружении толпы местных жителей.

На шею и плечи к себе сажал с дюжину мальчишек, чем доставлял неизъяснимое удовольствие жителям и особенно газетным фотографам. Скоро я стал самым популярным в нашей труппе. Дошло до того, что с раннего утра меня поджидала у гостиницы толпа детворы, которая, завидя мой выход, громко орала на русском языке (успели у меня научиться): «Здравствуй, Ваня!»

Я любил поиграть с ребятней — подкидывал каждого прямо в небо и мягко ловил. Они часами меня не отпускали.

Зато сколько печали было в их глазах, когда пришло время расстаться! Побывал я с труппой в Монтевидео, Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло, Байе, Сантосе... И везде тепло встречали «русского медведя», везде сборы были битковые. Прекрасный народ!

Последний рассказ, господа журналисты, о Южной Америке. Однажды меня и еще нескольких атлетов повезли в пригород Буэнос-Айреса. Здесь проходил какой-то народный праздник.

Именно тут впервые услыхал такое модное в Европе танго. Играл отличный оркестр, и дамы приглашали кавалеров на танцы.

Я стою так в сторонке, глазею на счастье других и чуть-чуть завидую. И вдруг кто-то тронул мой локоть. Смотрю— наша горничная. Приглашает меня на танго, а у самой глаза так и светятся. Эх, хороша! По сей день жалею, что не увез ее с собой в Полтаву...

Потом вернулись в Европу. Гастролировали во Франции, Италии, Испании: Марсель, Тулон, Бордо, Ним, Ницца, Милан, Рим, Болонья, Пиза, Барселона, Мадрид и много других.

Кстати, в Мадриде нас пригласили на корриду. Я был потрясен ловкостью и мужеством матадоров. Мы целые дни проводили вместе, подружились по-настоящему. По просьбе любителей корриды я за рога повалил быка наземь. Восторгу испанцев конца не было!

Везде нас сопровождал аншлаг. Но порой и нам приходилось организовывать рекламу. С этой целью в сопровождении оркестра разъезжали по улицам в открытых колясках и в борцовских трико, демонстрировали мускулатуру.

Стал я о себе много мечтать: вот, думаю, простой парень, своим трудом чего добился — от паровозных котлов до всемирной известности. Популярность у меня действительно была большая и получал я прямо-таки астрономические гонорары — 1200 франков в месяц. Но ничего у меня в карманах не задерживалось: раздаривал, проигрывал на бегах, тратился на разные пустяки...

Журналисты прервали долгий монолог:

— А что произошло у вас с известным нашим атлетом Эмилем Верве?

— Произошло крушение моего выгодного турне. Три вечера подряд я боролся с ним в финале одного из парижских турниров. И все без результата.

И вот в последний вечер, на потеху публике, у нас на арене вспыхнула настоящая кулачная драка. Мы в равной степени виновны в ней, но я отколотил его изрядно и по этой причине, а больше потому, что он местный, меня рассчитали. Труппа продолжила турне, сократив свои штаты на единицу.

Остался я один. Хожу одетый с иголочки, а в кармане ни сантима: на обед нет. И тут мне повезло необычно. Прогуливаясь по площади Согласия, я встретил — кого бы вы думали?— моего старого знакомца и тезку Ивана из Атлетического общества в Петербурге. Он приехал в Париж по каким-то юридическим делам. Несколько дней, пока он не укатил в Россию, я

питался за его счет, но денег просить в долг не решился: стыдно.

— Почему, господин Шемякин, вы в последние годы редко бываете в заграничных турне?

— Отвечу,— добродушно улыбнулся Шемякин.— Однажды в Париже проходил большой турнир.

В нем участвовал знаменитый японский борец Юкио-Тани. Он победил всех местных борцов, в том числе Рауля ле Буше.