сохранилась. В рубашку из травы. Почему из травы? Что за нелепость? Овца была у этих людей,

но не было шерсти. Не было шерстяной одежды. Шерстопрядение появилось где-то лишь в

третьем тысячелетии до нашей эры. И вот это было очень эффективно, потому что шерстяная

одежда и теплая, и дешевая. Она гораздо более дешевая, чем, скажем, одежда изо льна, ее легче

сделать.

В результате вот этих революций, революций в производстве молока, в изготовлении

шерстяной одежды, центром цивилизации стала именно Западная Евразия. Здесь возник гораздо

более мощный очаг, чем в Китае. Скажем, в Китае вот этой вторичной революции производства

пищи не было. Там главным домашним животным была и остается свинья. Свинья – очень

ценное животное, но она не дает вторичных продуктов: ни молока, ни шерсти, ее также нельзя

запрячь, в отличие от вола, в плуг.

Что стало дальше с культурой докерамического неолита? Тут еще одна интересная вещь.

Дело в том, что, опять-таки, есть такой миф, что наша современная цивилизация, она такая

плохая, она уничтожает природу, она ведет дело к экологическому кризису, даже катастрофе.

Она, конечно, может быть, и ведет. И природу она уничтожает. Но, опять-таки, ровно этим

занимались люди на протяжении всей своей истории. Все культуры уничтожали природу. Или

почти все. И вели многие из них дело к экологической катастрофе. И вот эта первая

земледельческая культура, земледельческо-скотоводческая культура мира, докерамический

неолит десять тысяч лет назад привел дело к страшной катастрофе. Они вырубили, как это

водится, леса. Причем предполагается, что вырубили они их не для того, чтобы сеять свой

ячмень, для этого особенно больших территорий не требовалось, а скорее для того, чтобы

выжигать известь. Точно это, конечно, неизвестно, но, учитывая размеры тех поселений, которые

появляются к тому времени, например, на территории Иордании есть такое крупное поселение

Айнгазал, где жило две-три тысячи человек, как минимум, десять тысяч лет назад. Так вот,

учитывая все это, для производства извести, которую, как я уже сказал, использовали для

изготовления такого цемента, которым покрывали полы домов, требовалось колоссальное

количество топлива. И вот, для того, чтобы добыть это топливо сжигали дубовые леса. Так или

иначе, это привело к опустыниванию.

Что дальше произошло? Опять-таки, очень интересно. Люди на юге Леванта, на территории

современной Иордании, Израиля, может быть, юга Сирии (на севере там ситуация была

несколько другая), они бросили свои поля, поскольку козы, овцы, коровы у них были, и они

ушли в степь. Они стали подвижными скотоводами. Вот этот хозяйственный тип подвижных

скотоводов, опять-таки, появился именно в Леванте, именно тогда и в то время. И дальше с

этими стадами, в итоге, эти же люди или другие уже. Но стада то были те же. Это все равно

были те же козы, овцы и коровы. Люди дошли до запада Африки, до юга Африки, до Центральной

Азии. Они создали, опять-таки, тот мир скотоводческих степных, полупустынных культур,

который мы знаем. Он, опять-таки, возник вот именно тогда в Леванте, в ту отдаленную эпоху.

Он не возникал многократно, он возник тогда.

Далее, почему я говорю, что события в Леванте, Натуфе, докерамическом неолите Леванты;

почему я говорю, что они определили ход истории? Поскольку этот очаг цивилизации вырвался

вперед в то время, когда существовал не только Иерихон, но и Айнгазал; в это время весь мир

еще был населен этими самыми охотниками-собирателями. Первые земледельческие очаги

возникали, только, наверно, в Китае, может быть, чуть-чуть где-нибудь в Мексике и Перу, скорее

в Мексике, или в горах Новой Гвинеи.