— И ты выдаешь это за дочь афшина? — спросил наконец Хватамсач.

— Это не дочь господина, — отвечал Рустам волнуясь. Он впервые поступил по-своему и теперь не знал, как все объяснить старику.

— Где же ты увидел такую красавицу? — спросил Хватамсач, сердясь и в то же время не скрывая своего восхищения.

Рустам с надеждой посмотрел на учителя:

— Я увидел ее на винограднике, в Сактаре. Я подумал, что самому великому Мани была бы угодна такая роспись.

— Однако ты хитер, — уже улыбнулся Хватамсач. — В трудную минуту призываешь на помощь дух великого Мани. Только он тебе не поможет!.. Как же ты посмел! — закричал вдруг Хватамсач тоненьким, визгливым голосом. — Как ты посмел не делать того, что тебе — велено? Я этого не потерплю! Ты во дворце афшина! Кто же тебе позволит?

Рустам стоял безмолвно. Он был бледен, губы у него дрожали. Напрасно юноша надеялся, что учитель поймет его. Что же будет!

А все же надо объяснить старику, как это получилось. Он ведь умный — он поймет, когда все узнает.

— Я помню, учитель… — начал Рустам и посмотрел в глаза старика смело и решительно. — Я помню — правда, это было давно, я тогда еще ничего не умел, — ты сказал мне: «Знай, юноша, в красоте истина, умей видеть красоту». Я хотел изобразить дочь афшина — я всегда выполнял твое желание, — но посмотрел на нее и увидел раскосые глаза и нос, подобный лепешке. На лице одна злость. «Как же, думаю, изобразить такое в комнате молитв?» Посмотришь на это изображение — и не захочется молиться. И я подумал: если в красоте истина, то не следует изображать здесь уродку. Надо изобразить девушку из виноградника. У нее глаза как звезды!

— Вот как? — промолвил старик уже тише и спокойнее. — Ничего мне не сказал! Сделал все по-своему! А ведь ты неправ! Ты приукрасил эту девушку. Почему же ты не мог приукрасить дочь афшина? Всякую можно сделать лучше, чем она есть.

— Клянусь молодой луной! — воскликнул Рустам. — У нее точно такие глаза с золотыми искорками, они мне очень запомнились, и волосы такие! Поверь мне, учитель.

— А руки? — спросил задумчиво старик. — Разве у простолюдинки могут быть такие руки, такие тонкие, красивые пальцы? И нет на них следов от тяжких трудов.

— Она еще молода, учитель! — воскликнул Рустам. — У нее руки такие нежные! К тому же я знаю: на росписях во дворце нельзя изображать грубые, натруженные руки.

— Наконец-то я слышу разумное слово, — заметил Хватамсач. — Долго же мне пришлось тебя учить… И все же ты хитер, юноша, — сказал старик уже мягче. — Ты меня перехитрил! Я сказал: «Сделай изображение дочери Деваштича», а ты пошел к землепашцам искать красавицу.

— А ведь нашел? — Рустам посмотрел на учителя с надеждой и волнением.

— Нашел! — признался старик. — Девушка хороша! Что верно, то верно. Живописец должен уметь видеть красоту, — сказал он совсем тихо, но так, что Рустам услышал его. — Твоя удача!.. Но где же мы изобразим дочь афшина? Я хотел сделать это в комнате молитв. Воля господина Панча для нас священна.

— А мы сделаем это в комнате Деваштича, — предложил Рустам.

— О нет! В комнате владетеля должна быть та красавица арфистка, которую он привез из Хорезма. Он ее почитает больше своих дочерей. Он желает там иметь ее изображение. Я сам его сделаю. Но я не могу теперь тебе поручить изобразить дочь афшина.