Стоп. Вот связка ключей от «Кадиллака» Арчинбурга. Те же самые ключи. Он вспомнил, как они мозолили ему глаза на том памятном полуночном совещании в сарае. Гарденер потер лоб, выглянув в окно гостиной и обнаружив пачку чипсов на подоконнике. Кто же их мог принести?

Тут ему попались на глаза несколько фигур, стоявших в тени на дальнем конце двора. Постояв немного, они направились в сарай. Когда они распахнули дверь, оттуда вырвался сноп ослепительно яркого света, залившего весь двор и осветившего окно гостиной. Они вошли внутрь. Свечение спустилось куда-то вниз и исчезло. Они оставили дверь открытой. Даже изобретательные сказочники таинственного Мэна не смогли бы объяснить, как удалось открыть снаружи дверь, запертую изнутри.

Теперь, сидя в качалке и глядя в окно, Гарденер думал: Должно быть, входя внутрь, они были слишком заняты, чтобы помнить о таких условностях, как стук в дверь и разрешение войти.

Он прикрыл глаза рукой. Нахлынуло знакомое наваждение. Всплыли события прошлого. Ветер снова засвистел в ушах. Гарденер знал, что последует за этим… Впрочем, он уверен, что они ничего не сделают Бобби.

Проснуться в комнате для гостей и увидеть людей, вошедших в сарай, облюбованный Томминокерами. Можно было заглянуть туда, но я не отважился и знать не хочу, что там происходит.

И все же, он сомневался, что жюри йельского конкурса молодых поэтов приняло бы это во внимание. Но, — подумал Гарденер, — это то место, где Гарденер пребывает в данный момент, как они бы сказали. Возможно, позже они назовут это моим периодом, посвященным Томминокерам. Или временем «Сарая». Или…

Ворота отворились и какая-то машина затарахтела во дворе у Бобби. Затем мотор заглох.

Человек в полосатой майке, выбравшийся наружу, оказался тем самым милостивым самаритянином, подобравшим Гарденера на шоссе в тот дождливый и неприветливый денек четвертого июля. Гарденер узнал его с первого взгляда. Кофе, — пронеслось у него в голове. — Ты напоил меня горячим кофе с сахаром. Было вкусно". Он выглядел как персонаж из романа Джеймса Дики о городских мальчиках и их путешествии на каноэ вниз по реке, предпринятом как-то в выходные. Гард и не предполагал, что он из Хэвена, хотя — разве он не упоминал Альвион?

Крыша поехала, — подумал Гарденер. — А почему бы и нет? Обыкновенная вылазка, не правда ли? Занесла шальным ветром с Альвиона.

— Всем привет, — сказал водитель. — Спорю, ты меня не помнишь.

И мысленно добавил: "Нечего меня дурачить, парень".

— А вот и узнал, — сказал Гарденер, и имя волшебным образом всплыло в его сознании, всплыло даже после всех этих перипетий и мытарств — месяц, богатый событиями, которых бы хватило на десяток лет, а то и больше.

— Фриман Мосс. Ты подобрал меня на шоссе и подвез до развилки. Я направлялся навестить Бобби. Правда, догадываюсь, что это тебе известно.

— Ага.

Мосс вернулся к машине и открыл капот. Покопавшись там, он двинулся к багажнику.

— Помоги мне, а?

Гарденер сошел со ступенек, потом остановился, еле заметно улыбаясь. "Сначала Тремэйн, потом Эндерс, затем Бузман с его достойными жалости бледно-желтыми штанами из полиэстра".

— Непременно, — сказал он. — Только ответь, пожалуйста, на один вопрос.

— Ну? Попробую, если смогу.

Мосс поднял крышку вместительного багажника. Чего там только не было; взору Гарденера предстала уйма всяческих инструментов: баки, насосы со шлангами, батарейки, проволока, мотки бечевки… Одним словом, новый и усовершенствованный набор для раскопок.