— Бога ради, что происходит? — закричал Байли и растерянно уставился на передний зуб, выпавший у него изо рта, который, стукнувшись о высотомер, упал на пол кабины.

Опять забарахлил двигатель.

— Твою мать, — прошептал он. Теперь он просто оцепенел от ужаса. Кровь из раны в десне сочилась на подбородок. Отдельные капли падали на его новехонькую рубашку.

Зловещее сияние опять вспыхнуло под корпусом самолета. Двигатель отказал. Машина начала терять высоту. Забыв все свои навыки, Байли уцепился за штурвал изо всех сил, но безрезультатно. Уже ничего не поделаешь. «Сесна» падала 4.000 фута… 3.500… 3.000. Байли вслепую нащупал кнопку и надавил на "АВАРИЙНЫЙ ЗАПУСК". Пропеллер сделал пару оборотов и снова замер. Теперь «Сесна» уже спустилась до 2.500 футов. Старое шоссе, ведущее в Дерри, неотвратимо приближалось. Байли уже мог разглядеть расписание служб, вывешенное на ограде методистской церкви.

— Мамочка, — прошептал он. — Я же разобьюсь. Он попытался стряхнуть оцепенение и снова нажал кнопку. Двигатель кашлянул, завелся было, но быстро заглох.

— Нет! — завопил Байли. Глаза вытаращились и налились кровью. В одном глазу лопнули сосуды, и кровь потекла по щеке. Паника захватила все его чувства, и он ничего не замечал. Он хватил кулаком по приборной доске.

— Давай же, ты, хреновая колымага.

Двигатель заработал, пропеллер закрутился, как ни в чем не бывало, отражая лучи солнца. Байли вцепился в штурвал. Ожившая машина перестала падать.

— Чертова колымага! Чертова колымага! Чертова колымага! — вопил он. Выступившая кровь окончательно залила левый глаз, да и сам он дошел до точки и уже не воспринимал события адекватно, но будь время и возможность обмозговать происходящее, он бы не додумался не до чего существенного в этой идиотской ситуации.

Он облокотился на штурвал; верный «Ястреб», предоставленный самому себе, взмывал ввысь под немыслимым углом, и, надо сказать, исправно справлялся со своей заботой. Хэвен Вилледж уходила все дальше вниз, и Байли видел людей, удивленно запрокинувших головы. Он был еще достаточно низко, чтобы кто-то, кому это придет в голову, мог записать его номер.

"Давай, давай! — подумал он мрачно. — Давай, записывай, мне наплевать; я и так завязываю с "Сесна Корпорейшн", много толку в том хламе, которым они напичкали корпус самолета. Да я засуну в глотку этим безалаберным сукиным детям каждую банановую кожуру, которую они получат!"

"Ястреб" медленно шел на подъем; двигатель работал исправно. Голова Байли просто отваливалась, но тут его осенило — мысль, убийственно простая, как все гениальное, пронеслась в его сознании. Он неожиданно осознал психологическую подоплеку двухкамерности человеческого мозга. Именно такое устройство обеспечивает накопление генетической памяти, что радикально расходится с бытующими сейчас туманными представлениями; да, да, как функция перекомпоновки фрагментов ДНК и биологического сохранения наследственной информации. Уяснив это, легко объяснить суть такого явления, как увеличивающаяся генерирующая способность corpus callosum в течение периодов нарастания активности не имеющей выводного протока железы, что ставило в тупик исследователей человеческого мозга уже лет тридцать.

Питер Байли внезапно ощутил, что стоит на пороге настоящего открытия может быть, открытия века.

И в тот же момент он пережил нечто, похожее на взрыв, разнесший его мозг на части. Ослепительно белый свет вспыхнул в его голове — точно такой же, как излучение, испускаемое тем загадочным объектом в лесу.

Если бы он опрокинулся вперед и повернул штурвал, для жителей Хэвена события приняли бы худший оборот.