Голос продолжал:
— Все идет так, как следует. Принесите ему клюквенный морс…
— А еще что? — спросил я. Он ответил торопливо:
— Больше ничего не надо. А сейчас, простите, мне некогда, есть еще больные, кроме вашего сына…
В трубке щелкнуло, короткие гудки закололи ухо, но в этот момент они казались мне поистине райской музыкой.
Я повернулся к Миле.
— Слыхала? Все в порядке…
В ответ она снова заплакала, но уже громче, в голос.
Я закричал на нее:
— Перестань! Немедленно перестань, сию же минуту! Как тебе не совестно? Все хорошо, он жив, все позади, и он скоро будет совершенно здоров, а ты плачешь…
Мила совсем по-детски (так делал Юрка в детстве) крепко-накрепко вытерла ладонью глаза.
— Я знаю, все хорошо, но, как вспомню, что с ним было, что ему досталось, не могу…
И она опять заплакала, еще горше, хотя самое страшное было позади. Уже позади. И он остался жив, и мы знали, что скоро он снова будет дома…
Я не стал ее больше уговаривать. Пусть выплачется хорошенько…
И в самом деле, рыдания Милы стали затихать, потом окончательно замолкли. Мила взяла полотенце, вытерла им глаза и щеки.
— Ну как? — спросил я. — Уже приходишь в себя?
— Вроде, — ответила Мила.
— Доктор сказал, что ему нужен клюквенный морс, а больше пока что ничего, — заметил я.
Мила прерывисто вздохнула.
— Сегодня сделаю ему морс.
— А у тебя клюква есть?
— Нет, — спохватилась она. — В самом деле, у меня же нет клюквы, ни единой ягодки.
— Тогда я сейчас побегу на рынок, куплю клюкву.
— Иди, — сказала Мила. — Сядешь на троллейбус возле нашего дома и прямиком до Преображенского рынка, там всегда есть клюква, в любое время года.
— Дай какую-нибудь сумку, — сказал я.
— Возьми.
Мила сняла висевшую между окнами на крючке вязаную кошелку.
— Может быть, еще что-нибудь купишь? Например, апельсиновый сок?
— Доктор сказал, что, кроме клюквенного морса, ничего нельзя.
— Это сегодня, — резонно заметила Мила. — А скажем, через два-три дня?
— Тоже верно. Значит, апельсиновый сок? Сколько банок?
— Хватит две, — ответила Мила. — А если не будет апельсинового сока, купи виноградный, хотя Юрка любит апельсиновый и совершенно не выносит виноградного.
— Я тоже, — сказал я. — Я тоже люблю апельсиновый и терпеть не могу виноградный. Приторный до ужаса!
— И Юрка говорит то же самое, — сказала Мила. Помолчала, добавила негромко: — У вас с ним вообще во многом схожие вкусы…
ИСТОРИИ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА
ИРИНКА
Я не обольщалась. Я знала, почему он захотел жениться на мне. Он любил другую женщину, а она неожиданно бросила его, и от тоски, от злости, от горькой своей обиды, а может быть, стремясь к некоему самоутверждению, он предложил мне однажды выйти за него замуж.
Мы были знакомы много лет, жили по соседству, на одной улице. Он был старше меня на три с половиной года, когда-то, когда я училась, скажем, в четвертом, а он в седьмом классе, это создавало значительную дистанцию между нами.
Но позднее, когда мне исполнилось двадцать три, а ему — двадцать шесть, мы сравнялись. Тем более, говорят, что женщины биологически всегда старше.
Правда, я не ощущала себя старше его. |