— Этот обед будет, если хочешь, в некотором роде помолвкой…

— Хочу? — переспросила я.

Он снова обнял меня, и я спросила его:

— Марик, ты все же решил на ней жениться?

— Да, — ответил мой сын. — А что? Чем она тебе не показалась?

Я подумала, действительно, чем она не пришлась мне по душе? Почему я настроена против нее? Или это обычная, столь часто встречающаяся материнская ревность, вроде, например, ревности старой графини Ростовой сперва к Соне, потом к княжне Марье, которых любил ее сын Николай…

Я пыталась уговорить себя как могла, вспоминала различные жизненные примеры, всевозможные ситуации, происходившие с героями прочитанных мною книг, однако сердцу не прикажешь…

Я плакала все время, плакала, не осушая глаз, когда варила мясо и заправляла бульон, плакала, когда процеживала клюквенный кисель и накрывала на стол.

И, плача, то и дело поглядывала на стену, где висел голубь, нарисованный Мариком. Ее прекрасное, тщательно выписанное Мариком лицо было обращено в мою сторону, глаза, казалось, искали моего взгляда.

«Чем я вам не нравлюсь? — словно бы спрашивали эти большие, в густых длинных ресницах глаза. — Почему вы не хотите принять меня в свое сердце?»

И в ответ я плакала все горше, все сильнее.

В этот самый момент к нам пришла старинная приятельница Марика Иринка.

Разумеется, Иринка сразу же заметила, что я плачу, но постаралась не подавать виду; она с детства отличалась тактичностью и добротой.

Вот была бы невестка по мне! Да чего там невестка! Она бы стала мне дочерью, самым близким для меня человеком, такая она мягкая, уравновешенная, отзывчивая…

Но еще Монтень утверждал, что наши желания и возможности находятся в постоянном противоречии. Трудно не согласиться с этими умными словами.

Потом явились Марик с Таей. Право же, я изо всех сил старалась быть гостеприимной и приветливой. Мне думалось, что Тая тоже старается быть как можно более любезной, но ничего не поделаешь, я поняла, что обе мы не нравимся друг другу.

Кто виноват в этом? Здесь можно сказать словами прекрасного писателя Куприна из какого-то его, позабыла название, рассказа:

«У каждого своя правда. И выходит, что каждый прав по своему…»

Может быть, я не совсем точно привела это выражение, но смысл его мне понятен и передай мною верно.

Временами я поглядывала на Иринку и думала:

«Почему? Почему не она, а другая, не ставшая мне близкой, будет женой моего сына?»

Конечно, Тая бесспорно красивее Иринки. Тут, как говорится, и сравнивать нечего. Ну и что?

Я люблю русские пословицы, они красноречивы, остроумны, метки. Взять хотя бы эту пословицу: «Красота до венца, а ум до конца».

Разве не так? Красота приедается, и вообще зачастую в привычном течении жизни ее перестают замечать, а ум, душевные качества, высокий нравственный настрой — вот сокровища, которым поистине нет цены…

Вскоре после обеда Тая и Марик ушли, вслед за ними ушла Иринка.

Я осталась одна. И, как всегда, когда я бываю одна, я стала вспоминать о своей прошедшей молодости, о покойном муже, отце Марика, о том, что было, было и, увы, уже никогда не вернется назад…

В молодости я мечтала о кинокарьере. Мне ужасно хотелось стать киноактрисой, и не просто киноактрисой, а звездой экрана.

Еще будучи подростком, я собирала всевозможные брошюры, журнальные публикации и книги, посвященные знаменитым кинозвездам — Мери Пикфорд, Асте Нильсен, Грете Гарбо, Глории Свенсон…

Потом, когда появились наши прославленные артистки Любовь Орлова, Тамара Макарова, Эмма Цесарская, я стала собирать печатные материалы о них.