И, наконец, следует отметить, что римские анналисты, в значительной мере, принадлежали к высшему, то есть сенаторскому сословию. Этим и определялись их политические позиции и симпатии, а также наблюдаемое нами единство или, точнее говоря, «однонаправленность». Этих симпатий (за исключением, очевидно, Лициния Макра, который пытался – насколько мы можем об этом судить – внести в римскую историографию демократическую струю). Что касается объективности изложения исторического материала, то давно уже известно, что честолюбивая конкуренция отдельных знатных фамилий и была одной из основных причин извращения фактов. Так, например, Фабий Пиктор, принадлежавший к древнейшей gens Fabia, издавна враждовавшей с не менее древней gens Cornelia, несомненно, ярче оттенял деятельность рода Фабиев, в то время как подвиги Корнелиев (а следовательно, и представителей такой ветви этого рода, как Сципионы) отодвигал на задний план. Такой же сторонник сципионовой политики, как, скажем, Гай Фанний, несомненно, поступал наоборот. Этим путем и возникали самые различные варианты «улучшения» или, наоборот, «ухудшения» истории, в особенности при изображении событий раннего времени, для которого не существовало более надежных источников.

Таковы некоторые общие черты и особенности ранней римской историографии. Однако прежде чем перейти к римской историографии периода ее зрелости, представляется целесообразным определить некоторые принципиальные тенденции развития античной историографии вообще (а на ее фоне, в частности, и римской!).

Римская историография, даже в период своей зрелости и наивысшего расцвета, не смогла полностью освободиться от ряда специфических черт и установок, характерных – как только что отмечалось – для анналистики, в частности анналистики младшей. Поэтому, будучи органичным и составным звеном античной историографии в целом, историография римская как бы олицетворяла собой определенное направление в ее развитии. Вообще, если иметь в виду античную историографию как таковую, то можно, пожалуй, говорить о двух наиболее ярких, наиболее кардинальных направлениях (или тенденциях). Попытаемся их определить, тем более что они – конечно, в достаточно измененном, модифицированном виде – продолжают не только существовать, но и активно противостоять друг другу даже в самой новой, то есть современной исторической литературе. О каких же направлениях идет в данном случае речь?

Одно из них представлено в античной историографии – если иметь в виду римское время – именем Полибия. Остановимся, в первую очередь, на характеристике именно этого направления.

Полибий (205 125 гг. до н. э.) был по происхождению греком. Он родился в аркадском городе Мегалополь, входившем в состав Ахейского союза. Личная судьба будущего историка сложилась так, что он сам оказался как бы посредствующим звеном между Грецией и Римом. Это произошло благодаря тому, что после македонских войн Полибий попал в Рим, где и прожил целых шестнадцать лет в качестве заложника (он оказался в числе тысячи направленных в Рим заложников аристократов). Здесь Полибий был принят в «высшем» римском обществе, входил в состав знаменитого Сципионова кружка. Видимо, в 150 году он получил право вернуться в Грецию, но затем часто приезжал в Рим, ставший для него второй родиной. В 146 году он находился в Африке вместе со Сципионом Эмилианом.

Годы пребывания в Риме превратили Полибия в горячего поклонника римского государственного устройства. Он считал, что оно может рассматриваться как образцовое, поскольку в нем осуществлен идеал «смешанного устройства», включающего в себя элементы царской власти (римские консулы), аристократии (сенат) и демократии (народные собрания).