Самборскій.
Свидетельством постоянных и многоразличных занятій в детстве и отрочестве
Александра Павловича служит значительное количество учебных тетрадей его,
хранящихся в Императорской публичной библіотеке. Сообразно воле
Императрицы, упражняли его, большею частью, самостоятельно, заставляя
делать извлеченія из прочтенных им исторических и статистических сочиненій. По
достиженіи двенадцати лет, Великій Князь вел журнал, в который вписывал
вкратце предметы
17
пройденные им в продолжены каждой недели. Кроме того, были заведены особыя
тетради, в которыя Царственный отрок, под диктовкою Лагарпа, вносил все свои
проступки. Эти заметки, отличающіяся чрезвычайною строгостью и едкостью
выраженій, иногда переписывались Великим Князем по нескольку раз (8).
Александр ІГавлович выказывал необыкновенную жажду к пріобретенію сведеній и
уваженіе к своим воепитателям. Даже генерал-поручик Протасов, исправлявшій
при нем обязанности гувернёра, человек ограниченный .и безхарактерный,
подвергавшійся насмешкам всего двора, пользовался благосклонностью Великаго
Князя, который, не обращая вниманія на неспособность приставника, отдавал
справедливость его преданности и при всяком случае старался выразить ему
свою признательность. В отношеніи-же к Салтыкову, все поступки Александра
Павловича были внушены чувством, которое, по истине, можно сравнить с
сыновним благоговеніем. Таким пребыл он во всю жизнь своего воспитателя, а по
кончине его, в 1816-м году, Император Александр I, уже находясь на высшей
степени земнаго величія, провожал пешком, с непокрытою головою, гроб угасшаго
старца.
Такую-же трогательную привязанность питал Александр к Лагарпу. Еще в детстве
Великій Князь предпочитал поучительныя беседы с своим наставником забавам и
играм, свойственным его тогдашнему возрасту. Говорят, будтобы однажды, когда
Александр, бросясь на шею к Лагарпу, был осыпан пудрою с его парика, и когда
Лагарп сказал: „посмотрите, любезный Князь, на что вы похожи," Александр
отвечал: „ну все
2
18
равно; никто неосудит меня за то, что займу от вас." В последствіи, уже в
юнотеском возрасте, Александр не пропускал ни одного дня, не побеседовав с
своим воспитателем. Однажды, отправясь к нему по обыкновенію пешком, Великій
Князь нашел у него в передней толькочто вступившаго в должность швейцара,
который, не зная никого из обычныхь посетителей лагарпова дома, спросил: „кто
он," и иолучил ответ: „Александр," просил его подождать—потому что господин
Лагарп был занять." Великій Князь, войдя в пріемную, остался там и ожидал более
получаса; когда-же Лагарп. выйдя из своего кабинета и встретив неожиданнаго
гостя, сталь извиняться в недогадливости новичка-служителя, Александр отвечал:
„один час ваших звнятій стоить целаго дня моего" и щедро наградил швейцара „за
усердное исполненіе его обязанностей" (9). Необыкновенная впечатлительность
Александра Павловича способствовала его наставникам иметь сильное вліяніе на
характер и образ мыслей своего питомца. Высокія чувства христіянскаго смиренія
и любви к человечеству, врожденныя в Александре, развились в нем, благодаря
внутеніям Лагарпа на столько, на сколько ото было возможно при роскопшом
дворе, упитанном философіей, и снисходительною к людским сіабостям моралью
XYTII века. Самъ^ Александр в последствіи сознавался, что только-лишь борьбе
им выдержанной и искупленію Европы от гибели он был обязан собственным
своим нравственным возрожденіем. |