|
Войска Брута колебались и были так ненадежны, что Брут не решился дать сражение. Он должен был сначала воодушевлять их денежными подарками и обещаниями, что после победы он отдаст им на разграбление города Фессалоники и Лакедемон. Двадцать дней спустя после первой битвы высокомерный неприятель и собственные его солдаты против воли принудили его к бою. В ночь перед битвой его расстроенному воображению представился, как некоторые рассказывают, тот же самый образ, который, говорят, являлся ему еще тогда, когда он переводил свои войска из Азии в Европу. В это время, среди глубокой ночи, когда он сидел и работал в своей палатке, страшный, нечеловеческий призрак молча подошел к нему. Он собрался с духом и спросил: «Кто ты – бог или человек?» Призрак глухим голосом ответил: «Я твой злой демон, Брут; при Филиппах ты снова увидишь меня». Брут бесстрашно отвечал: «Хорошо, мы увидимся», и призрак исчез. Теперь к нему явился тот же самый призрак и удалился, не сказав ни слова.
В битве Октавиан снова был побежден на левом крыле, но решительность и верный взгляд Антония совершенно победили на правом, вследствие чего все войско Брута пришло в страшное смятение. Часть его была перебита в отдельных стычках на поле сражения, другая часть, вместе с Брутом, обратилась в бегство к берегу. Но когда Брут увидел себя окруженным со всех сторон и лишенным всякой возможности спастись, он бросился на свой меч. После этого четыре легиона, еще остававшихся при нем, сложили оружие. Антоний почтил их вождя, покрыв его тело пурпуром, приказал торжественно предать его сожжению и отослал его прах к матери его Сервилии. Его голову хотели положить к подножию статуи Цезаря, в доказательство того, что он понес заслуженное наказание; но во время бури на Ионическом море она была выброшена за борт. Двумя битвами при Филиппах судьба римской республики была решена; вопрос был только в том, который из двух победителей сделается впоследствии единовластным государем. С этих пор Антоний был признан первым римским полководцем; он своим талантом, мужеством и быстротой своих движений одержал над неприятелем победу, между тем как Октавиан, почти постоянно больной, играл только второстепенную роль и был побежден. Но впоследствии умная расчетливость и самообладание Октавиана все-таки взяли перевес над природными дарованиями Антония, которые, в конце концов, совершенно утратили свое значение вследствие его наклонности к роскоши и чувственным удовольствиям. После победы над врагами триумвиры разделились. Антоний хотел, отправившись на Восток, в области, отнятые им у заговорщиков, добыть там денег для расчета с войсками, Октавиан должен был ехать в Италию и наделить землей ветеранов. При новом разделе провинций на незначительную особу Лепида обращали мало внимания; Октавиан взял себе Испанию и новую провинцию Африку (Нумидию), Антоний – обе Галлии и старую Африку (Карфаген). Октавиан выбрал себе лучшую часть: он господствовал над Римом, в то время как Антоний, вследствие своего долговременного пребывания на Востоке, отвык от Запада, где все-таки находился центр тяжести государства. В Италии Октавиан с самого начала встретил большие затруднения в поземельном наделе; ветераны были недовольны тем, что им дали, а прежние землевладельцы требовали вознаграждения. Фульвия, жена Антония, воспользовалась этим для того, чтобы произвести беспорядки, желая, чтобы муж ее, попав в сети египетской царицы Клеопатры, возвратился в Италию. Началась так называемая Перузинская война. Л. Антоний, брат триумвира, подстрекаемый Фульвией, стал во главе недовольных; он бросился в Перузию, но Октавиан запер его там и принудил, после упорной обороны, к сдаче в начале 40 г. Там он был помилован, но перузинцы были большей частью истреблены. В мартовские иды Октавиан приказал казнить на алтаре Цезаря 300 знатнейших граждан как искупительную жертву за его умерщвление; сам город был разграблен и сожжен. Это было последнее жестокое дело в жизни Октавиана. |
