| Это обстоятельство приводит в смущение народ (т. е. народ недоумевает: каким образом могло случиться, что раз признанный папой Фотий потом вдруг низвергается, как незаконный патриарх, отвергаемый Римом?). Почему Ваанис и предложил собору — призвать упомянутых двух епископов и доказать им, что разглашаемые ими сведения лишены справедливости. Легаты и местоблюстители восточных патриархов не желали приглашать на собор ни Фотия, ни его сторонников: им казалось, что дело их однажды и навсегда решено в Риме и что собору нет нужды вызывать их и рассуждать с ними. Поэтому легаты не дали прямого позволения — пригласить Феофила и Захарию на собор, и удовольствовались тем, что была послана к ним депутация от лица собора, состоявшая исключительно из мирян и низших клириков (знак, что собор уже не считал этих епископов действительными епископами) — с целью разузнать об их взглядах на собор и на главу их партии — Фотия, для чего депутация должна была предложить им вопросы: от кого получили они епископское посвящение и с кем имеют общение, как своим патриархом? Депутация исполнила волю собора. Ответ спрашиваемых епископов был очень короток, но красноречив; они дали знать, что Игнатия они не считают своим патриархом, сказав: мы посвящены Мефодием и находимся в общении с Фотием. Ответ этот был доведен до сведения собора и, конечно, не был приятен ему. Члены собора восклинули: «В таком случае пусть и они разделяют жребий Фотия!»; какой это жребий — понятно само собой. Легаты, по–видимому, предполагали, что теперь вопрос о призыве фотиан на собор совсем окончен. Но оказалось не так. Патрикий Ваанис держит речь, в которой старается доказать, что дело невозможное, чтобы Фотий и фотиане были окончательно осуждены, не имея случая самолично выслушать от собора, чего именно требует и желает от них этот последний. Ваанис говорил: «Фотий и его приверженцы должны быть вызваны на собор, — они должны выслушать обвинения против них и должны быть обличены на основании канонов; если осудить их, не вызывая на собор, тогда они будут разглашать: «Мы требуем справедливости, мы хотим сами слышать наше осуждение; какой суд молсет быть без выслушивания обвиненных?» Нельзя думать, — говорил Ваанис, — чтобы суд заочный был делом справедливым: пусть они больны — не спорим, но в таком случае исцелите их; но каким образом вы исцелите их совесть, если они не будут призваны сюда?» Ваанис в своей речи доходит даже до угроз; он говорит: «Мы обязаны, подобно прочим членам собора, подписывать каждое деяние его, но мы отказываемся сделать это, если они будут осуждены, не будучи вызваны для суда». Нужно сказать, что Ваанис, говоривший от лица прочих императорских сановников, присутствовавших на соборе, в своих заявлениях стоял на твердой канонической почве; для церковных судов имело полную обязательную силу известное юридическое правило: отсутствующего не судят. Но все–таки нам кажется, что таким высоким тоном Ваанис говорил не по своей мысли, а по приказу верховной власти. Из позднейших деяний этого же собора ясно открывается, что такова именно была точка зрения Василия Македонянина. Быть может, правительство стало на эту точку зрения не тотчас; но раз оно пришло к этой мысли, оно сочло долгом отстаивать ее. В этом отчасти убеждает нас и речь, которую вслед за Ваанисом произносит Митрофан Смирнский, ревностный игнатианин; он, без сомнения, стоял на стороне Рима и желал строгого и беспощадного суда над Фотием и фотианами. И тем не менее в ответной речи Ваанису в значительной мере поддерживает требование этого последнего. Партия игнатиан восторжествовала благодаря лишь поддержке императора Василия; это лучше других знал Митрофан и счел долгом высказаться в пользу предложения Вааниса, понимая, что этим он делает угодное императору. Митрофан, без сомнения, имел сведения, что сказанное Ваанисом составляет волю самого императора. |
