— Мое призвание, сударь, только в том, чтобы быть солдатом!

— Я отвечу тебе, как Луи Филипп сказал господину Дюпену: «Я думал об этом так же, как вы, сударь мой; только я не осмеливался вам об этом сказать».

— Когда вы пожелаете, чтобы я уехал?

— Назначь сам день твоего отъезда, Алексис.

— Как только вы дадите мне денег на дорогу.

— Вот тебе пятьдесят франков.

— Сколько стоит доехать до Парижа, сударь?

— Двадцать пять франков, Алексис, поскольку я предполагаю, что ты не поедешь первым классом.

— О, конечно же, нет!.. Значит, у меня останется двадцать пять франков!

— У тебя останется намного больше, Алексис.

— Сколько же у меня останется?

— У тебя останется четыреста пятьдесят франков, плюс двадцать пять франков, всего четыреста семьдесят пять франков.

— Я не понимаю, сударь.

— Ты служишь у меня пятнадцать месяцев; пятнадцать месяцев по тридцать франков как раз составят четыреста пятьдесят франков.

— Но, — возразил Алексис, покраснев под своим слоем сажи, — я думал, что служу у вас бесплатно.

— Ну, так ты ошибался, Алексис. Это был способ устроить для тебя сберегательную кассу; если ты захочешь быть умеренным и купишь ренту на свои четыреста семьдесят пять франков, ты получишь двадцать три франка семьдесят пять сантимов дохода.

— И вы дадите мне четыреста семьдесят пять франков?

— Конечно.

— Это невозможно.

— Как невозможно, Алексис?

— Нет, сударь; потому что, в конце концов, если вы не должны были бы мне, даже если бы я хорошо служил вам, вы не можете дать четыреста семьдесят пять франков за плохую работу.

— И все же это так, Алексис. Только предупреждаю тебя, что в Бельгии очень суровые законы и, если ты откажешься, я могу тебя заставить.

— Я не хотел бы судиться с вами, разумеется; я знаю, что вы не любите процессов.

— Тогда иди на уступки, Алексис: возьми свои четыреста семьдесят пять франков.

— Я хотел бы предложить вам, сударь, одно соглашение.

— Какое именно? Ну-ну, Алексис, я только и хочу прийти к согласию между нами.

— Если вы сразу дадите мне четыреста семьдесят пять франков, я сразу их потрачу.

— Это возможно.

— В то время как если вы, напротив, будете так добры и разрешите мне получать пятьдесят франков в месяц у вашего издателя, господина Кадо…

— Хорошо, Алексис.

— … я смогу прожить восемь месяцев не хуже принца, а на девятый месяц у меня останется семьдесят пять франков, и с ними я поступлю на военную службу.

— Черт возьми! Алексис, я и не знал, что ты так силен в политической экономии.

Я дал Алексису двадцать пять франков наличными на дорогу и перевод платежа на Кадо.

После этого он попросил моего благословения и отбыл в Париж.

В течение восьми месяцев на бульварах только и видно было, что Алексиса; он был известен под именем Черного принца.

Затем, на девятый месяц, он, как и решил, поступил на военную службу.

Поспешим сказать, что на этот раз Алексис обнаружил свое подлинное призвание, на что указывает следующее письмо, полученное мною через два года после его отъезда:

«Господин и дорогой хозяин!

Настоящим письмом прежде всего хочу осведомиться о Вашем здоровье и затем сказать Вам, что я как нельзя более доволен. Я сделал большие успехи в фехтовании и только что стал помощником учителя фехтования. Хозяин не знает, что, когда достигаешь этого звания, обычно угощают своих товарищей.