— Я никогда не перестану ходить, — просто ответил Ватрен.
Он говорил правду: Вечный жид был не лучше его приспособлен к ходьбе.
Само собой разумеется, что Ватрен отвечает не вынимая трубки изо рта; его трубка — своеобразный нарост на челюсти, черный коралл, приросший к его зубам; при разговоре Ватрен издает одному ему свойственный свист, происходящий из-за того, что зубы оставляют мало места для прохождения звука.
У Ватрена есть три способа приветствовать.
Приветствуя меня например, он довольствуется тем, что приподнимает шляпу и вновь водружает ее на голову.
Ради начальника он снимает шляпу и, когда говорит, держит ее в руке.
Перед принцем он снимает с головы шляпу и вынимает изо рта трубку.
Вынуть изо рта трубку — высший знак уважения со стороны Ватрена.
Однако, вытащив трубку, он ни на одну линию не раздвигает зубов; напротив, теперь обе челюсти, ничем не разделяемые, смыкаются, словно под действием пружины, и свист, вместо того чтобы ослабеть, усиливается, поскольку для прохождения звука остается лишь крошечное отверстие, просверленное мундштуком трубки.
Вместе с тем Ватрен — завзятый охотник по шерсти и по перу; он редко промахивается и стреляет по болотным куликам, как мы с вами могли бы стрелять по фазанам; он умеет читать следы и способен с одного взгляда сказать вам, с каким кабаном вы имеете дело: молодым, трехлетком, двухлетком, одинцом или четырехлетком; он отличает секача от самки и может по расширению зацепа ее копыта определить, супоросая ли она и сколько в ней поросят; наконец, он может узнать все, что интересует охотника, собирающегося напасть на зверя.
Итак, Ватрен взглянул на Причарда и произнес: «Так! Еще один englishman!»
Мнение о Причарде было составлено.
Ватрен почти так же не терпел прогресса во всем, что касалось собак, как держался за свое огниво. Единственная уступка развитию охотничьего дела, на какую он пошел, заключалась в том, что он поменял национального брака серо-каштановой масти, честного брака наших предков, на английскую легавую суку с двойным нюхом, белую с подпалинами.
Но пойнтера Ватрен не признавал, поэтому долго не соглашался заняться его воспитанием.
Он дошел даже до того, что предложил отдать мне одного из своих псов, старого слугу, с каким охотник расстается лишь ради своего отца или сына.
Я отказался: мне нужен был Причард, а не другая собака.
Ватрен вздохнул, налил мне вина в генеральский стакан и оставил Причарда у себя.
Оставить-то он его оставил, однако не удержал: через два часа Причард вернулся на виллу Медичи.
Я уже сказал, что в то время еще не жил в замке Монте-Кристо, но забыл упомянуть, что жил на вилле Медичи.
Причард был принят там плохо: его отстегали кнутом и Мишелю — моему садовнику, привратнику и доверенному лицу — было поручено отвести его обратно к Ватрену.
Мишель отвел Причарда и осведомился о подробностях побега. Причард, запертый вместе с другими собаками лесника, перепрыгнул через изгородь и вернулся в избранное им жилище.
Изгородь была высотой в четыре фута; Ватрену никогда не доводилось видеть, чтобы собака совершала такой прыжок.
Правда, у Ватрена никогда не было пойнтера.
На следующий день, открыв двери виллы Медичи, мы нашли Причарда сидящим у порога.
Причард получил вторую порку кнутом, и Мишелю во второй раз было приказано отвести его к Ватрену.
Ватрен надел Причарду на шею старый ошейник и посадил его на цепь.
Вернувшись, Мишель сообщил мне об этой жесткой, но необходимой мере. Ватрен обещал, что я вновь увижу Причарда лишь тогда, когда его воспитание будет закончено.
На следующий день я работал в беседке, расположенной в самой глубине сада, и вдруг услышал неистовый лай.
Это Причард дрался с большой пиренейской собакой, которую только что подарил мне один из моих соседей, г-н Шалламель. |