Изменить размер шрифта - +
 — Фрау Бруммер хотела из-за вас развестись, но ее муж не дал ей развода.

— Мне об этом ничего не известно.

— Зато мне известно.

— Откуда?

— От фрау Бруммер. Она со мной говорила. Вчера.

— Как она поживает? Можно мне ее увидеть?

— Вам нельзя никого видеть. И ни с кем разговаривать. И получать от нее письма, и писать ей. Нельзя — пока вы не сознаетесь.

— Я невиновен!

— Вы уже виновны — даже если бы вы не убивали господина Бруммера. Потому что вы, по меньшей мере, до последнего готовили это убийство. Если бы вас не опередил другой, вы бы совершили это злодеяние.

— Это неправда! Как раз перед тем, как меня арестовали, я понял, что это выше моих сил — совершить убийство, что я не мог бы его совершить!

— Я добьюсь, чтобы вас посадили, поверьте. В вашей конструкции есть одна логическая ошибка. А именно: если бы двойник действительно существовал и имел задание убить господина Бруммера, то такой человек никогда не стал бы перед убийством совершать такие поступки, которые навязчиво указывали на его существование. Наоборот, он бы оставался невидимым до конца — потому что только тогда он мог бы быть уверен, что все подозрения падут на вас, и никогда — на него. Но что сделал ваш двойник? Он ведет себя словно самовлюбленный актер: смотрите все, вот он я, и это моя работа, и это тоже моя! В его ли это интересах? Отнюдь нет. А тогда в чьих? Только в ваших.

Это соответствует истине, сдержанно подумал я, это правда. Нина… Нина… он не пустил ее ко мне… мне нельзя ее видеть… пока я не сознаюсь. Но если я сознаюсь, со мной будет покончено. Я не могу сознаться, это была бы ложь. Но если я солгу, он пустит Нину ко мне. А потом? Я должен собраться с силами. Я должен оставаться спокойным, очень спокойным.

— Я больше не ничего не скажу. Позовите доктора Цорна.

— Доктор Цорн уже заявил, что вашу защиту он на себя не возьмет.

Нина… Нина… Нина…

— Господин следователь, я хочу вам все рассказать… всю правду… я не хочу ни о чем умалчивать… это будет долго, но вы должны меня выслушать.

— Это ничего, что долго, если это правда, — сказал он тихо.

— В моем гостиничном номере был конфискован дневник. Вы его прочитали?

— Значит, вы знаете, как я попал в дом Бруммера.

— Я знаком с вашими записями об этом.

— Тогда я расскажу, что случилось дальше, — сказал я.

Я говорил, стараясь быть спокойным и сдержанным. Я рассказал ему все, ни о чем не умолчав. Я говорил в течение двух часов. И на следующий день, и еще днем позже. Мне понадобилось на это четыре дня, и все, что я рассказал, было правдой, чистой правдой.

 

3

 

2 мая 1957 года

Дорогой господин Хольден!

Боже мой, как ужасно то, что произошло с Вами и бедным дорогим господином! Я до сих пор не могу прийти в себя, не могу до конца осознать, это. Этот убийца, этот проклятый убийца! Кто мог это сделать? Когда я об этом прочитала в газете, я сразу отправилась в Дюссельдорф к моей Нинель. Она была абсолютно сломлена и только плакала целый день и всю ночь. Да и на похоронах милого господина было так страшно, хотя похороны были очень красивыми — много цветов и много людей. Моя Нинель у гроба упала в обморок. Теперь ей лучше. Она хочет побыть в одиночестве и настояла на том, чтобы я вернулась обратно на Шлирзее. Она просила Вам сказать, что………………………………………….. поэтому, дорогой господин Хольден, я твердо уверена, что Вы абсолютно невиновны! Думайте о том, что я скажу: добро побеждает.

Быстрый переход