Прозаическая литература и драматургия черпают теперь свои темы из будничной жизни. Но еще не полностью. Многое пока стреножено шаблонами и условностями. Написанные по всем правилам (по академическим рецептам) прозаические произведения возбуждают некоторую скуку, как и Возведенные по канонам дома. Ничто не может быть монотоннее, это мы видели на примере больших городов. А вот деревенские домишки самых простейших очертаний, выстроенные но вкусу и потребностям различных людей, являют картину милую и разнообразную.

Удивительно, как молодо в этом отношении человечество и как наивно. Это особенно явственно проявляется у театральной публики. Сидят люди в зрительном зале и видят, как скверно складываются в самом начале пьесы дела любящих друг друга молодых людей, а во втором акте еще ухудшаются. Затаив дыхание, с тревогой и дрожью ждут они решения судьбы молодой пары. А ведь стоит лишь бросить взгляд на театральную афишу. и если стоит на ней словечко «комедия», то свадьба в последней сцене обеспечена — это надежней английского банка.

Не правда ли, странно, что в произведениях, созданных затем, чтобы пробудить интерес, окончательная развязка предрешена. Разве это взято из жизни? О, господи, жизнь — не так добра, чтобы гарантировать молодым счастье! Ведь конфликты не были бы конфликтами, если непременно должны были хорошо кончаться. Скорее сие возможно лишь потому, что публика еще молода и не возражает, если в пьесе все произойдет так, как ей желается. Но не должно ли это однажды измениться, когда публика повзрослеет?

Я убежден, что как сценические, так и прозаические темы должны все больше приближаться к жизни, отбросив оковы, которые эстетика наложила на старые темы еще в их детстве.

Некоторые из этих правил, даже самых лучших и почти незаменимых, вредят естественности ж губят иллюзии. Быть может, даже стройность, даже рассчитанное на эффект обилие событий. Воспользуюсь неудачным сравнением (но, быть может, оно не так уж и скверно): если платье должно вызывать иллюзию, будто оно снято с живого человека, большая ошибка гладить его, хотя вообще-то выглаженное платье красивее. Все это так, но формы живого человека оно обрисует лучше в неглаженом виде.

Несомненно, рассказ возник из сказки. Все, в сказках происходящее, заключено меж двух столпов: «В некотором царстве, в некотором государстве» — в начале и: «Может, и сейчас еще живы, коли не умерли»— в конце. Содержание постепенно обрастает наблюдениями и ветвями, срезанными с древа обычных будничных отношений и событий. Место фей занимают люди из плоти и крови, которыми движут человеческие страсти, которым достаются на долю и человеческие беды, и счастье.

Но если из сказки родился уже роман, который, сбросив детские штанишки, все дальше уходит в своем развитии, то все же несомненно, что он еще не достиг конца пути; и сейчас в нем много надуманного, а в симметричном построении действия, и планомерном распределении сбегающихся нитей остро ощущается искусственность. Читатель с первого взгляда может заметить руку и вкус писателя в построении композиции и материале сюжета, хотя полагается ему чувствовать это лишь в осмыслении произведения в целом. Итак, ясно, что прозаическая литература все еще идет вперед. Идет, но куда?

Мне кажется, к газетному репортажу. Здесь когда-нибудь проза обретет, совершенство. Ну и, конечно, она так же облагородит репортаж, как раньше облагородила сказку. Нет такого ценного писательского качества, которое не могло бы проявиться» в рамках репортажа.

Репортаж единственное, что живет в своей оригинальной и естественной форме. Это самое непосредственное изображение действительности, вдобавок свободное и не зависящее от правил. Истинное «дитя природы» в гигантском лесу печатных букв. Репортер сообщает нам голые факты, показывая главных и второстепенных лиц, принимавших участие в событии, не вынуждая себя раскрывать жизненный процесс больше, чем требуется для понимания данного случая.