Серебристой змеёй сверкнули свитые в косу волосы, и Майяри, не слыша ничего, кроме стука своего сердца, уставилась на харена. Он улыбался. На его щеках играли те самые очаровавшие её ямочки, и выглядел мужчина таким счастливым, что на мгновение Майяри решила, что это кто то другой. А затем на неё накатило мерзкое ощущение, словно она готовилась совершить невообразимую подлость.
Ему, наверное, будет больно. Как ей самой, когда она узнала о предательстве Виидаша. Или хуже? Ведь её предали, а господин Ранхаш будет отвергнут.
Стиснув зубы, Майяри тряхнула головой. Боль не всегда плохо. Приходя в себя после очередных побоев, она всегда думала: раз болит, значит жива.
Если больно, значит, ты жив. А быть живым ведь хорошо?
Вдруг харен перестал улыбаться и резко посмотрел в её сторону. Наполненные светом янтарные глаза словно ножом полоснули.
«Так что, есть ли кто нибудь, кто меня любит?»
«Есть, есть тот, кто тебя любит».
Майяри, едва подавив испуганный вскрик, зажмурилась и, обхватив голову руками, сжалась. О боги, он её почувствовал, почувствовал её взгляд! Сейчас он вытащит её из кустов и… и что он сделает?
Лошадь всхрапнула, и до слуха донёсся глухой цокот копыт. Майяри опасливо приподняла голову и увидела, что харен удаляется. Не заметил? Внутри шевельнулось разочарование.
– Дура, – одними губами прошептала девушка.
Из сада она выбралась, только когда силуэт всадника окончательно истаял в темноте.
– Дура, – ещё раз прошептала Майяри, чувствуя, как её с непреодолимой силой тянет следом за хареном, и заставила себя развернуться к сыску.
Это было так тяжело, будто бы её удерживали на месте цепи. В конце концов, что она способна дать харену? Не может же она выйти замуж ещё раз?
Подняв голову, Майяри уставилась на прикрытый тучами волчий месяц, и он показался ей таким же недоступным и загадочным, как господин Ранхаш.
И отчего раньше она верила, что проблема с мужем хаггаресом разрешится только потому, что любовь якобы способна преодолеть все препятствия? Майяри тряхнула головой.
Вот же чушь.
Смотритель дёрнул дверь ангара и недовольно зарычал на зашипевшего дракона.
– Спи, бестия! Не налетался?
Отряд сыскарей менее получаса назад вернулся с очередной облавы, и в ангаре только только возобновилась тишина, но всё ещё взбудораженные полётом драконы нервничали и ярились в закрытых денниках.
Услышав скрип двери, смотритель обернулся и окинул взглядом невысокого красавчика. И сразу же признал в нём Викана Вотого.
– Добрейшей ночки, уважаемый, – ослепительно улыбнулся мужчина. – Мне б дракона, с поручением слетать.
– Харен отправил? – не очень радостно уточнил смотритель, прищуренным взглядом осматривая денники ещё не летавших сегодня зверей.
– Да кто ж ещё брата в такую погоду выгонит? – скривился Викан.
– Жди, щас оседлаю.
Оборотень остался у входа, с любопытством осматриваясь и подмигивая всем мордам, что высунулись на него полюбоваться. Через четверть часа смотритель подвёл к нему вёрткого молодого дракончика – на нём как то сам харен со своей помощницей летал – и набросил поводья на протянутую руку.
– Хорошей дороги, – угрюмо пожелал он и пошёл открывать ворота.
– Благодарю!
Братец харена бойко вскочил в седло, почему то немного замешкался, отцепляя что то от луки, и свистом направил дракона к воротам. Когда он проезжал мимо, смотрителю почудилось, что стопа, вдетая в стремя, поплыла чёрными лохмотьями. Досадливо сплюнув, оборотень захлопнул ворота и отодвинул подальше слепящий глаза фонарь.
Глава 3. Горечь отвергнутых
Ещё за сто саженей от дома Ранхаш понял, что что то не так: из тьмы на него неожиданно выскочила пара оборотней, в которых он успел признать своих подчинённых. |