– Ранхаш, – Шидай осторожно прикоснулся к плечу сгорбившегося сына, – она найдётся. Мы её найдём. Город уже обыскивают… Мы сразу, как очнулись, отправили оборотней на её поиски.

Харен рвано дёрнулся и опять застонал. Город обыскивают, но её всё ещё не нашли.

– Мне плохо… – почти задыхаясь, прошептал Ранхаш. – Мне очень плохо.

Раскалившиеся печати впились в грудь подобно расплавленному металлу, голова закружилась, и свет померк перед глазами.

– Ранхаш!

Шидай едва успел поймать закатившего глаза сына.

– Боги, Ранхаш!

Одним махом сбросив всё с небольшого столика, лекарь уложил на него харена и, с лихорадочной поспешностью расстегнув на нём плащ и разорвав рубашку, с ужасом уставился на печати, по цвету сравнявшиеся с углём. Прижав ладонь к груди Ранхаша, Шидай несколько секунд прислушивался к неровному и торопливому стуку сердца и, зажмурившись, облегчённо выдохнул.

Обошлось. Его сил хватило.

Нервная дрожь охватила Лоэзию уже перед самыми дверями отцовского кабинета, и она остановилась. Коридор был залит солнечным светом: погода к утру улучшилась, и наконец то появилось ощущение, что пришла весна. И вот в такой прекрасный день она собирается сказать отцу, что решила «бросить» жениха. Захотелось малодушно отложить разговор, но, взглянув на спокойного Мариша, девушка всё же собралась с духом и кивнула. Дворецкий почтительно отворил перед госпожой дверь, и та чинно вошла внутрь.

Отец встретил её строгим взглядом, лишь на мгновение оторвав его от бумаг.

– Доброе утро, моя дорогая, – суховато поприветствовал он. – Надеюсь, наш разговор не займёт много времени? Через час я должен быть во дворце.

Лоэзия задержала взгляд на полностью седой голове отца, медленно осмотрела его вытянутое, с впалыми щеками, лицо и наконец то набралась решимости, чтобы посмотреть в его глаза.

– Прошу прощения, что беспокою вас в такой ранний час, – голос её прозвучал ровно, ни в малейшей степени не отражая того волнения, что владело ею. – Возможно, я огорчу вас, – помедлив, девушка всё же сказала: – Мне хотелось бы разорвать помолвку с господином Ранхашем.

В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь радостным щебетом птички, облюбовавшей карниз. Лицо сарена, казалось, застыло, но уже через несколько секунд оно сморщилось от возмущения, и отец разъярённо прошипел:

– Ты что говоришь, глупая девчонка?! Ты понимаешь вообще, что собираешься сотворить?! Не позволю!

Удивительно, но гневные слова отца будто бы добавили ей спокойствия, и Лоэзия даже смогла разжать пальцы и разгладить складочку на платье.

– Тебе удивительным образом повезло, что сын рода Вотый обратил внимание именно на тебя, и ты хочешь так глупо отвернуться от собственной удачи? Да ты слишком юна, чтобы решать такие серьёзные вопросы!

– Простите, отец, при всём моём уважении, но я не вижу выгоды в этом союзе.

Сарен с изумлением уставился на дочь.

– Да, род Вотый славен своим влиянием, но разве наша семья сильно им уступает? Я бы могла понять выгоду союза, если бы на месте господина Ранхаша был господин Вахеш. Но господин Ранхаш всегда держался особняком от своей семьи. Он будто бы и не Вотый вовсе. Да, если я выйду за него, то мы обретём поддержку его семьи, но, видя равнодушие харена к нашей судьбе – а харен редко бывает расположен к кому то бы ни было, – они могут отнестись к нам так же равнодушно. Всё, что может дать харен, – это своё имя мне и небольшую каплю уважения в глазах общества для семьи Бодый, которая смогла так выгодно пристроить свою дочь.

Ошарашенно моргнув, сарен прищурился, словно бы не веря, что перед ним его нежная дочь. Никогда ранее он не слышал подобных речей от неё и теперь был так ошеломлён, что не мог даже ответить.