Тогда же 6-я кавалерийская дивизия выступила из Мазере; пройдя Бутанкур и Бользикур, она у Флиза вышла к Маасу. Покинув свою стоянку, 2-я кавалерийская дивизия заняла позиции южнее Бутанкура; 4-я кавалерийская дивизия заняла позиции к югу от Френуа, 1-й баварский корпус занял Ремильи, 5-я кавалерийская дивизия и 6-й корпус следили за неприятелем, и все эти силы, сосредоточенные и выстроенные в боевом порядке на высотах, ожидали рассвета. Кронпринц прусский, верхом на коне, находился на пригорке Френуа.

В этот час такие же передвижения происходили по всей линии горизонта. Все высокие холмы внезапно покрылись черными полчищами. Ни одного возгласа команды. Двести пятьдесят тысяч человек неслышно сомкнулись и взяли в кольцо ложбину Живонны.

Вот какое это было кольцо.

Правое крыло — баварцы в Базейле, на реке Маас; рядом с баварцами, в Ламонселе и Деньи — саксонцы; против деревни Живонны — королевская гвардия; 5-й корпус — в Сен-Манже; 2-й — во Фленье; в излучине Мааса, между Сен-Манжем и Доншери, — вюртембержцы; граф Штольберг со своей кавалерией — в Доншери; на передней линии, против Седана, — 2-я баварская армия.

Все это совершилось бесшумно, беззвучно — словно призраки сомкнутым строем прошли по лесам, оврагам, долинам. Извилистый и зловещий путь. Движения пресмыкающихся.

Под густой листвой едва слышался легкий шорох. Войска безмолвно кишели во мраке, дожидаясь восхода солнца.

Французская армия спала.

Внезапно она пробудилась.

Она была в плену.

Взошло солнце; оно славило бога — и несло гибель людям.

IV

Вот каково было положение.

У немцев — огромное численное превосходство; на одного француза приходятся три, даже четыре немца. Они говорят, что у них было двести пятьдесят тысяч человек, но доподлинно известно, что фронт их наступления развернулся на тридцать километров; у них — более выгодные позиции, они занимают высоты, они кишат в лесах, их прикрывают откосы, их маскирует густая листва; у них несравненная артиллерия. Французская армия скучена в котловине, почти без артиллерии и боеприпасов, ничем не защищенная от немецкой картечи. На стороне немцев — засада. На стороне французов — только героизм. Умереть с честью — прекрасно, но застать врасплох — выгодно. Внезапность нападения — вот секрет этой победы.

Честная ли это война? Да. Но если это честная война — какую же тогда назвать нечестной?

Разницы нет.

Сказав это, мы объяснили сражение при Седане.

Тут хотелось бы поставить точку. Но это невозможно. Какой бы ужас ни испытывал историк, для него история — долг, и этот долг он обязан исполнить. Нет стремления более неодолимого, чем стремление говорить правду; для того, кем оно завладело, возврата нет: он дойдет до конца. Это неизбежно. Судья обречен вершить суд.

Сражение при Седане — нечто большее, чем обычная битва. Это — заключение некоего силлогизма; грозное предначертание судьбы. Судьба никогда не торопится и всегда является в свое время. Пробьет ее час, она на месте. Она медлит годами — и наносит удар в минуту, когда этого меньше всего опасаются. Седан — событие неожиданное и фатальное. Время от времени божественная логика властно проявляет себя в истории. Седан — одно из таких проявлений.

Итак, 1 сентября в пять часов утра над миром взошло солнце, а над французской армией разразилась гроза.

V

Базейль — в огне, Живонна — в огне, Флуэн — в огне; вначале — исполинский костер. Горизонт — сплошное зарево. В этом кратере лагерь французов — ошеломленный, растерянный, застигнутый врасплох, кишащий обреченными людьми.