Мартин вывел его во двор перед конюшней, где уже стояла группа мужчин и женщин. Большинство были чернокожими рабами, но было и несколько белых мужчин. Двое из них были тоже закованы в кандалы. Вероятно, они пытались сбежать. Сейчас их глаза были пусты, лишены надежды. Они тупо подчинялись приказам надсмотрщика. Никто из них не посмотрел в сторону Йэна, словно и любопытство было давно выбито из них.

Худой белый мужчина приказал ему присоединиться к группе из шестерых рабов. Увидев клеймо на большом пальце надсмотрщика, Йэн понял, что он либо был каторжником в прошлом, либо остается им в настоящем, но получил повышение за преданность хозяину. Мужчина поигрывал кнутом, раздуваясь от ощущения собственной значимости.

Йэн последовал за ним. Каждый шаг давался ему с большим трудом. Он единственный был без рубашки, и, хотя было раннее утро, солнце уже начало припекать, обжигая кожу.

Они прошли около мили. Боль, пульсировавшая в нем, к концу пути только усилилась, и он не представлял себе, как переживет день тяжелой работы под палящими лучами. Он постарался думать о другом, не волноваться о Ноэле, не спрашивать себя снова и снова, доведется ли ему еще раз увидеть улыбку Фэнси, не скучать по нежным объятиям Эми.

Больше всего он старался не думать о Фэнси и о минутах близости, которые им не придется делить, о словах, которые он никогда не скажет ей, — особенно об одном, которое он ей не сказал и сейчас жалел об этом.

Он снова споткнулся и упал. По его спине прошелся кнут. Стиснув зубы, Йэн поднялся.

Ступив на землю Мэриленда, он думал, что покинул ад. Он ошибался.

24.

Фэнси сидела за столом, сочиняя записку, которая была важной частью ее плана. Сейчас с особой остротой она почувствовала, насколько ограничены ее знания. Она смахнула с ресниц слезинку. Ей всегда хотелось научиться грамоте, а теперь, когда ее умение было вопросом жизни и смерти, она была беспомощнее ребенка.

Тим, возможно, смог бы ей помочь, но он уехал рано утром, чтобы найти отцовский пистолет и уговорить вдову Филипс посидеть с ее детьми. Они решили сказать старой женщине, что Фэнси должна отлучиться по делам в Честертон, и Фэнси надеялась, что вдова не станет задавать лишних вопросов.

Коротая время в ожидании, они с Фортуной накормили лошадей и скот. Ноэля она попросила прополоть грядки в саду. Одной рукой он мог справиться с этой работой; а Фэнси видела, что мальчика нужно чем-то занять. Он был необычно притихшим, и она догадывалась, что сын дуется на то, что его не задействовали в плане спасения Йэна.

В полдень, к огромному облегчению Фэнси, на ферму приехала миссис Филипс. Ее привез на коляске младший сын, Том, которому едва исполнилось семнадцать лет. Том помог матери выйти, и она рассыпалась перед Фэнси в сердечных приветствиях.

— Тим сказал, что вам нужно уехать в Честертон по делам. Я очень рада, что могу помочь. Можете отсутствовать сколько необходимо. Я с удовольствием присмотрю за детишками.

Ноэль, расстроенный, что ему не доверили заботу о сестренке, бросил на мать обиженный взгляд и ушел в сад. Эми же, напротив, сразу же прониклась симпатией к доброй женщине, особенно когда она открыла перед малышкой корзинку, полную домашнего печенья.

Благодарность Фэнси была смешана с удивлением. Она никогда не ожидала помощи от соседей из-за родственных уз Джона с Робертом Маршем, которого боялись и ненавидели в округе. Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, соседи избегали ее и ее семью из-за болезненной застенчивости Джона, которая была результатом многолетних насмешек со стороны старшего брата.

В любом случае Фэнси была рада видеть за своим столом миссис Филипс и непринужденно разговаривать с ней, словно с давней приятельницей. Она бы искренне наслаждалась болтовней, если бы не сидела как на иголках, ожидая возвращения Тима.