Да, анкета… Не хватало в ней только дел, которые украшают человеческую жизнь: вывел морозоустойчивую пшеницу, создал молочную породу скота, да хоть бы и не создал, а восстановил поголовье в большом хозяйстве, написал книгу, вырастил, выучил, воспитал десяток, да хотя бы и не десяток, а двух-трех хороших работников, которые своими делами славят своего учителя, обезвредил врага, преградил дорогу вражеским танкам… Хоть бы что-нибудь конкретное, осязаемое, что можно реально себе представить и за что можно уважать человека! А то ведь, если подумать, все из канцелярии да в канцелярию…

Анна не понимала, почему в ней возникло вдруг такое предубеждение против Косяченко. Она относилась к нему точно следователь, все берущий под подозрение. Ведь кому-то, очевидно, и в канцеляриях надо сидеть и руководить. Или, может быть, всех надо пропускать через живую воду творческого производительного труда?

Вслед за Жилкиным выступали другие доверенные лица, рабочие и служащие совхоза, и говорили о других кандидатах, рабочих и служащих совхоза, выдвинутых в депутаты районного Совета. Но о тех кандидатах можно было говорить очень коротко, потому что все в совхозе отлично знали друг друга.

После каждого выступления избиратели аплодировали, а музыканты играли туш. Потом Федосья Абрамовна предложила задавать вопросы.

Вопросов было не так уж много. Скоро ли откроются ясли во втором отделении совхоза? Когда школа будет работать в одну смену? Отчего не строят прямую дорогу до Сурожа? Почему депутаты редко отчитываются перед избирателями? Как выполнен предыдущий наказ избирателей?

Выступить первым полагалось бы Косяченко…

Он наклонился к Анне.

— А что там было в наказе? Я что-то запамятовал…

Анна сомневалась, читал ли вообще Косяченко этот наказ.

— Я выступлю первой, — предложила она ему. — Отвечу по поводу всяких местных дел, а потом уж вы…

Но тут подняла руку старуха в коричневой шали, одна из тех старух, которых она заметила при входе в клуб.

— До каких же это пор Вохмянцеву все будет сходить с рук? — раздраженно спросила старуха скрипучим голосом. — До каких пор шифонеры и телевизеры будут пропадать в городе?

— Кто это — Вохмянцев? — тихонько осведомился Косяченко у Анны.

— Председатель райпотребсоюза, — так же тихо пояснила она. — Телевизоров не хватает…

— Комбинатор ваш Вохмянцев, вот что! — не унималась старуха. — Хочу спросить вас, товарищ Косяченко… — продолжала бушевать старуха. Фамилия Косяченко называлась в течение собрания неоднократно, она не могла не слышать и, как показалось Анне, больше из озорства произносила не Косяченко, а Косяченко. — Вот хочу спросить, товарищ Косяченко, кто он вам — сват али брат али телевизер справил вам из-под прилавка?

Федосья Абрамовна сочла нужным вмешаться.

— Мы вас, Агафья Филипповна, в лавочную комиссию введем, — решительно сказала она. — В следующий раз сами все о телевизорах объясните.

В зале засмеялись.

Старуха только ладошкой махнула.

— Да ты что, мать моя, мне недосуг…

Смутилась и замолчала.

Федосья Абрамовна предоставила слово Гончаровой.

Анна уверенно подошла к трибуне. Она привыкла выступать, всегда находила что сказать, нашла и на этот раз, но сейчас — она чувствовала это — ей надо было преодолеть в себе какую-то связанность, она сама не понимала, откуда вдруг возникло в ней это ощущение.