— Анна Андреевна? Извините за поздний звонок. Это Калитин. Что, Георгий Денисович уже уехал от вас?

Анна слегка растерялась.

— Что вы, Кирилл Евгеньевич! Я очень рада.

— Ну, радоваться особенно нечему. Я вас не разбудил?

— Нет, нет. Я не спала.

— Простите, а чем вы сейчас заняты?

Анне представилось, как Калитин улыбнулся при этих словах. Она могла бы соврать, да, может, и следовало соврать, сказать, что готовится к какому-нибудь докладу, изучает материалы, читает, на худой конец.

— Штопаю детям чулки, Кирилл Евгеньевич, — призналась она.

— Что-что? — удивленно спросил он. — Штопаете чулки?

— Да, — сказала Анна. — Ужасно рвутся.

— Отлично, — сказал Калитин. — А как Георгий Денисович?

— Уехал. Сразу после собрания.

— А как собрание?

— Хорошо.

— Ну а как вообще жизнь? Как дела?

— Тоже хорошо.

Анна ждала, когда Калитин спросит ее о том, ради чего, наверное, позвонил. Но он не спрашивал. Ни о подготовке к севу. Ни о глиноземном заводе.

— А как настроение? — спросил он.

— Тоже хорошо.

— А мне что-то кажется, не очень хорошо, — возразил Калитин. — Как здоровье?

— Все в порядке, Кирилл Евгеньевич, — бодро сказала Анна. — У вас неверная информация.

— Да я без всякой информации… — Калитин негромко рассмеялся. — Сидел, работал, вспомнил о вас, а тут еще Георгий Денисович… Вот и решил позвонить. Вам от меня что-нибудь нужно?

Почему-то у Анны теплеет на сердце.

— Пока нет, Кирилл Евгеньевич. Спасибо. Понадобится, обратимся.

— И обращайтесь, — серьезно советует Калитин. — Обязательно обращайтесь…

Как будто почувствовал, что у Анны сегодня не все благополучно!

Гудели провода, и из какой-то безвестной дали глухо доносился чей-то писклявый голос: «Высылайте акцепты… акцепты…»

— Какие еще акцепты? — сердито произнес Калитин и постучал рычажком телефона. — Кто там врывается?

Голос мгновенно исчез.

— В таком случае все, — опять адресуясь к Анне, мягко сказал Калитин. — Не стесняйтесь, звоните в случае чего…

Они пожелали друг другу спокойной ночи.

Разговор был беспредметным, однако после него у Анны полегчало на душе.

Свободно говорить с Калитиным она не могла. Еще не привыкла. Ей хотелось, например, спросить, почему он терпит возле себя Косяченко? Косяченко не меньше, чем Костров, нес ответственность за все, что происходило в области. Но, увы, не принято, чтобы младшие задавали такие вопросы старшим.

Она подумала, как бы реагировал Калитин, если бы вдруг Сурожский район отвел кандидатуру Косяченко в депутаты областного Совета…

А ведь следовало отвести, вдруг ясно поняла Анна. Плохо, когда у руководства стоят люди без реальных заслуг перед народом. Все победы и поражения зависят от людей и от тех, кто ими руководит… В ней бурлят мысли, а сформулировать их до конца она не может даже для себя самой.

Вот бы сейчас народу такого писателя, как Толстой! Что отличает настоящего писателя от ненастоящего? Плохой писатель видит только то, что видят все, а настоящий писатель видит то, чего никто еще до него не увидел и что начинают видеть все после того, как он показал…

Чулок давно выпал из ее рук. Тени расплылись на стене. Роняет свой желтый свет лампа.

Анна встает.