На кухне еле слышно возилась свекровь, она не вышла навстречу Анне. В последнее время она старалась поменьше попадаться невестке на глаза.

— Папа дома?

— Нет…

Чем ниже опускался Алексей, тем неприметнее пыталась сделаться Надежда Никоновна. Громоздкая, широкоплечая женщина, она точно съежилась, стала молчаливой, сговорчивой старухой. Она потеряла уверенность в сыне и раньше Анны учуяла зыбкость его положения.

Старуха не могла не понимать: при таком муже Анна была еще хорошей женой. Хорошей жене полагалось терпеть плохого мужа, и Анна терпела, самые ревностные блюстительницы домостроевских правил не смогли бы к ней придраться. Но Анна к тому же была еще начальством, и немалым начальством. Многих таких, как Алексей, она могла лишить работы и даже отдать под суд. Это Надежда Никоновна тоже понимала. Крушение Алексея означало бы и ее крушение: ей некуда было деться и трудно было бы найти себе кусок хлеба. Анну она недолюбливала, первое время только что терпела, но теперь Анна стала оплотом дома. Приходилось смотреть из-под ее рук. Старуха это и делала Какая уж теперь Анна невестка. Теперь Анна — начальство. Надежда Никоновна больше не осмеливалась делать ей замечания, все более превращаясь в безответную домашнюю бабку.

— Ужинать-то будете? — спросила она из кухни.

Анна весело поглядела на детей.

— Как, ребята?

— Будем, будем, — деловито произнес Коля.

— Будем! — крикнула Анна. — Накрывай, Ниночка, на стол!

В это время в дверь застучали. Ручка звонка торчала на виду, но кто-то стучал настойчиво и бесцеремонно.

Ниночка встрепенулась.

— Я открою, мамочка!

Но стук этот чем-то не понравился Анне.

— Я сама.

Она подошла к окну, отдернула занавеску, выглянула на улицу.

На крыльце стояли трое… Все сразу стало понятно. Опять приволокли Алексея. Двое спутников поддерживали его под руки, а один из них молотил кулаком в дверь.

Анна вышла в сени, подошла к двери.

— Кто там?

— Принимайте!

— А кто там?

— Да Алексей Ильич… Принимайте!

Сколько стояла она у двери… Минуту? Самые ответственные решения принимаются иногда и за меньший срок. Ей было не по пути ни с Косяченко, ни с Волковым, ни с Бахрушиным. Все они по-разному, но уводили ее с пути, с которого она не сойдет.

Анна приоткрыла дверь, вышла на порог и тут же загородила дверь спиной.

— Принимай, хозяйка…

— Он больше здесь не живет, — твердо сказала Анна.

Только она сама и заметила, как всхлипнула и проглотила подкативший к горлу комок.

Второй спутник Алексея вдруг узнал Анну.

— Товарищ Гончарова, это ж, извиняюсь, ваш супруг. Вот, доставили…

Спутники Алексея тоже нетрезвы, но еще не утратили соображения.

— Ведите его туда, откуда привели, — сказала Анна, стараясь говорить как можно спокойнее. — Здесь ему больше делать нечего, и не приводите его сюда.

Она вернулась в сени и резко захлопнула за собой дверь. Нарочно громко щелкнула щеколдой. В дверь заколотили было и притихли. Она слышала, как топтались на крыльце, потом кто-то крикнул, вздохнул, что-то сказал, потом наступило молчание, и Анна услышала, как собутыльники сводят Алексея с крыльца.

Всё. Ушли.

Анна вернулась в дом. Ниночка накрыла на стол, свекровь подала ужин. Анна поужинала с детьми, почитала им, уложила. Потом, одетая, прилегла на диван. Она считала себя правой.