Нижний ярус цукиямы представлял собой комбинацию камней, низкорослых деревьев, мхов, двух миниатюрных водоёмов и деревянного павильона, под сенью которого можно созерцать столь изысканный интерьер. Верхний – так называемый сухой сад – представлял собой плоскую песчаную площадку с рядом хаотично нагромождённых необработанных камней, к нему вела извилистая дорожка.
Мурасаки решила остаться на нижнем ярусе, где буйство зелени, запах воды и мельтешащие в водоемах оранжевые рыбки располагали к отдыху. Она прошлась между водоёмами, а затем уединилась в павильоне. Не успела она расположиться, как услышала знакомый голос:
– Ах, вот ты где, Мурасаки! Никто из слуг не смог ответить: куда ты подевалась!
В павильон вошла Ояко. Стройная и высокая, что считалось нехарактерным для женщин рода Масамунэ (а отец и её мать оба происходили из одного древнего рода), она безупречно смотрелась в многослойном шёлковом кимоно насыщенных жёлто-лимонных оттенков, подпоясанном по последней столичной моде лентой.
Волосы Ояко окончательно не просохли после мытья, они струились по её плечам тяжёлыми нитями, ниспадая почти до колен.
Мурасаки невольно подалась навстречу сестре.
– Ояко! Наконец-то мы одни и можем поговорить! – воскликнула она.
Девушки взялись за руки.
– Два минувших года выдались для меня очень тяжёлыми… – призналась Мурасаки. – Сначала смерть матушки, затем эти нескончаемые визиты здешних красавиц – это просто не выносимо! Поверь мне!
– Верю… – мягко ответила Ояко. – Но твой отец ещё молод, он вправе взять наложницу.
– Я знаю, однако, хвала богам, я этого не увижу. Сначала я отправлюсь ко двору госпожи Сейси, а затем уж отец – в Авадзи. Там пусть делает, что хочет…
Ояко улыбнулась.
– Почему ты не писала мне? Почему не поделилась своими переживаниями?
Мурасаки опустила очи в долу.
– Я пыталась тебе писать несколько раз… Но… Я не смогла… Понимаешь! – она взглянула сестре прямо в глаза. – Всё изменилось! Понимаешь! Всё изменилось!
– Да, Мурасаки. Мы повзрослели… Теперь у нас свой путь, мы покинем отчий дом.
– Ояко! – Мурасаки бросилась к сестре и заключила её в объятия. – Я боюсь! Я не хочу покидать имение! Я страшусь неизвестности…
– Не бойся. Ты должна быть мужественной. Тем более, что моя матушка уже написала письмо госпоже Сейси и, вероятнее всего, мы отправимся в Кокидэн вместе.
– Правда?! – обрадовалась Мурасаки. – Но я слушала, что ты уже обручена и скоро выйдешь замуж. Расскажи мне про своего избранника! Расскажи!
Ояко снисходительно улыбнулась. На самом деле ей этого хотелось больше всего, и она едва сдерживалась.
– Давай, присядем…
Девушки расположились на деревянной скамейке, стоявшей в глубине павильона. Повеяло прохладой от водоёмов…
Ояко сосредоточено смотрела перед собой. Мурасаки замерла в ожидании… Наконец, она не выдержала:
– Ояко… Расскажи мне…
– Да, да… – произнесла Ояко, словно выйдя из забытьи. – Конечно, я расскажу тебе о своём женихе… Он…
Мурасаки напряглась и невольно подалась вперёд, возможно, желая услышать, что избранник сестры один из принцев. Но…
– Его зовут Татибана Митисада. Между нашими кланами давно заключаются браки. Вот и мой жених из Татибана…
– Я слышу печаль в твоём голосе, – произнесла Мурасаки. – Ты так же как и я не хочешь покидать отчий дом?..
Ояко печально улыбнулась. |