26. Прежде чем разошлись оттуда, на вопрос Меттия, какой приказ будет отдан согласно заключенному договору, Тулл велит держать молодых людей под оружием: ему нужна будет их помощь в случае войны с вейянами. Так войска были оттуда уведены по домам.

Впереди шел Гораций, неся перед собой тройные доспехи; перед Капенскими воротами его встретила сестра – девица, просватанная за одного из Куриациев; узнав на плечах брата плащ жениха; ею самой сделанный, она, распустив волосы, с плачем зовет погибшего жениха по имени. Вопль сестры, несмотря на его победу и столь великую радость государства, привел в негодование свирепого юношу. И вот, обнажив меч, он пронзил девушку с такими бранными словами: «Иди отсюда к жениху со своей несвоевременной любовью, ты, забывшая о павших братьях и о живом, забывшая об отечестве! Так погибнет всякая римлянка, которая будет оплакивать врага».

Этот поступок признан был жестоким и отцами, и народом, но недавняя заслуга смягчала его; тем не менее Гораций был схвачен и приведен на суд к царю . Царь, не желая быть виновником столь печального и неприятного народу приговора и вызываемой им казни, созвав народное собрание , сказал: «На основании закона назначаю дуумвиров, которые будут судить Горация за государственное преступление»  . Закон  заключал в себя ужасную формулу: «Дуумвиры должны судить государственного преступника; если на их приговор последует со стороны подсудимого обращение к народу , то он должен вести дело в апелляционном порядке; если дуумвиры выиграют, то голова его должна быть закрыта, его следует повесить на несчастном дереве  и бить или в городской черте, или за городской чертой». На основании этого закона были назначены дуумвиры. Они полагали, что, руководствуясь этим законом, они не могут оправдывать даже невинного, и когда обвинительный приговор был произнесен, то один из них сказал: «Я объявляю тебя, Гораций, государственным преступником; иди, ликтор, свяжи ему руки». Ликтор приблизился и уже готов был набросить веревку, как Гораций, по совету Тулла, снисходительного истолкователя закона, сказал: «Я апеллирую». Таким образом прения начались перед народом в апелляционном порядке. При этом на суде наибольшее впечатление на собравшихся произвел Публий Гораций отец, заявивший, что, по его мнению, дочь убита заслуженно; в противном случае он наказал бы сына сам по праву отцовской власти. Затем он просил не лишать вовсе детей его, которого так недавно видели отцом прекрасного потомства. При этом старик, обняв юношу и указывая на доспехи Куриациев, водруженные на месте, именуемом «Горациевы копья»  , сказал: «Ужели вы, квириты, можете видеть привязанным к колодке, претерпевающим побои и мучения того, которого вы только что видели шествующим с трофеями и торжествующим победу? Столь ужасное зрелище едва ли могли бы перенести даже альбанцы. Иди, ликтор, свяжи руки, которые только что оружием стяжали главенство народу римскому; иди, покрой голову освободителя этого города, повесь его на несчастном дереве, бей его хоть в черте города, только среди оружия и доспехов врагов, или вне черты города, только между могилами Куриациев. Куда в самом деле вы можете увести этого юношу, где бы его собственные трофеи не защищали его от столь позорной казни?» Не вынес народ слез отца и спокойствия самого подсудимого, одинаково относившегося ко всякой опасности, и освободил его, руководствуясь уважением к доблести, а не обстоятельствами дела. Но чтобы очевидное убийство было хоть чем нибудь искуплено, отцу приказано было принести за сына очистительную жертву на общественный счет.

Он совершил некоторые искупительные священнодействия , переданные потом роду Горациев, перекинул через дорогу жердь и, закутав голову юноши, как бы провел его под ярмом.