Изменить размер шрифта - +

Начало псковских летописей можно отнести ко второй четверти XIII века.
Относительно состава списков их, до нас дошедших, встречаем любопытное указание в так называемой второй Псковской летописи под 1352 годом:

«Бысть мор зол во Пскове, и по селам, и по всей волости, хракотный: о сем пространне обрящеши написано в Русском летописци». Это пространное

известие о море, написанное, как по всему видно, псковичом и современником, находится во Псковской первой и в Новгородской четвертой летописи;

но какая летопись разумеется здесь под именем Русского летописца? Мы думаем только, что здесь не может разуметься местная Псковская. Что

касается характера Псковских летописей, то рассказ их отличается особенным простодушием; при этом замечаем в Псковских летописцах сильную

привязанность к одним и тем же обычным выражениям при описании известных событий. Легко заметить, на каких отношениях сосредоточивается

преимущественно участие летописца – на отношениях к немцам ливонским и к Новгороду; мы заметили, что жалоба на непособие от новгородцев служит

постоянным припевом псковского летописца.
В северо восточной летописи вообще в описываемое время, именно с конца XIV века, замечаем важную перемену: годы мироздания перестают считаться с

марта и начинают считаться с сентября. Заметим и перемену в веществе рукописей: с XIV века вместо пергамена стали употреблять бумагу, сделанную

из хлопчатой, и тряпичную.
На юго западе во второй четверти XIII века славился певец Митуса, которого летописец называет словутным и говорит, что он по гордости не хотел

служить князю Даниилу; Митуса находился, как видно, в службе владыки перемышльского, ибо взят был в плен вместе со слугами последнего. До

литовского владычества юго западные русские князья – Рюриковичи в любви к книгам подражали, как видно, своим предшественникам: о Владимире

Васильковиче волынском читаем, что он говорил ясно от книг, потому что был философ великий. Этот князь сам трудился над переписыванием книг:

так, говорится, что он сам списал Евангелие и Апостол, другие священные и богослужебные книги велел переписывать и раздавал по церквам;

молитвенник купил за 8 гривен кун.
Что касается юго западной, т.е. Волынской, летописи, то к сказанному прежде мы должны прибавить теперь, что эта летопись любопытна отсутствием

хронологии, ибо годы, выставленные в дошедших до нас списках, выставлены позднейшими переписчиками; первоначально же летопись составляла

сплошной рассказ, как это, например, ясно видно между годами 1259 и 1260. Для объяснения этого служит следующее место летописи, находящееся под

1254 годом: «В та же лета, времени минувшу, хронографу же нужа есть писати все и вся бывшая, овогда же писати в передняя, овогда же возступати в

задняя; чьтый мудрый разумеет; число же летом вде не писахом, в задняя впишем по Антивохыйскым сором алумпиядам, грьцкыми же численицами,

римськы же високостом, якоже Евсевий и Памьфил, инии хронографи списаша от Адама до Хрестоса; вся же лета спишем росчетше во заднья». Здесь

слова «овогда же (нужа) писати в передняя, овогда же возступати в задняя» показывают нам, что летописец тяготился хронологическим порядком,

который заставляет прерывать нить однородных известий, понимал, что иногда нужно вести рассказ сплошь в продолжение нескольких лет и потом опять

возвращаться назад к другого рода событиям. Должно прибавить также, что рассказ о кончине князя Владимира Васильковича обличает современника

очевидца, писавшего в княжение преемника Владимирова, Мстислава Даниловича; на это указывают следующие слова в обращении к Владимиру: «Возстани,

видь брата твоего, красящаго стол земли твоея; к сему же вижь и благоверную свою княгиню, како благоверье держит по преданью твоему».
Быстрый переход