Прошел 1664 год; приближался уже июнь 1665 го, а о новых посольских съездах не было слуха. В мае месяце московский посланник дьяк Григорий
Богданов толковал в Варшаве с панами радными о посредничестве христианских государей. «У Короны Польской, – говорили паны, – с Московским
государством не первая теперь война, и в прежних войнах мирились без посредников. Императорские послы, Аллегрет с товарищами, были посредниками,
однако при них покою вечного не учинено; а если б посредников тогда не было, то, конечно, мир был бы, эти посредники тогда только мешали, а не
мирили. И теперь только бы ваш великий государь захотел покою, то можно бы заключить вечный мир и без посредников». «Сколько раз съезжались
великие уполномоченные послы, – отвечал Богданов, – а ни вечного мира, ни перемирья за многими спорами не заключили; для того теперь посредники
и надобны, чтоб спорные дела рассудили. И опять полномочные послы съедутся, и опять без посредников ничего не сделают». «Хорошо, – говорил
референдарь Брестовский, – успокаивать обидные дела посредниками, не начиная войны, не делая великого разоренья, не взявши себе многих городов;
а то побрали многие города, да и говорят о посредниках. Знаем мы, для чего вам нужны посредники: для проволоки, чтоб года три четыре проволочить
и взятые города укрепить за собою». «Царское величество, – говорил бискуп Плоцкий, – желает в посредники цесаря и короля датского; но пусть
царское величество знает, что цесарь королю польскому родня, а датскому королю во время его упадка, когда на него шведы наступали, польское
войско большую помощь оказало, потому датский король нашему королю друг и неправды никакой делать не захочет. Если соглашаться на
посредничество, то до приезда посредников надобно будет войну прекратить, и в это время царь будет нашими городами владеть и их за собою
крепить. Только принять в посредники цесаря и короля датского, так захотят у того же дела быть и французский и шведский короли, и курфюрст
бранденбургский. и другие все христианские государи. и всякий из них станет вымышлять, как бы себе лучше». Богданов возражал, что ни один
государь 6eз приглашения не навяжется в посредники. Паны продолжали свое, что посредники только препятствуют соглашению. «Лучше всего, –
говорили они, – съехаться уполномоченным, и если они вечного мира заключить не смогут, то заключить перемирие лет на 12 и вместе договор о
посредниках, которые должны быть при переговорах о вечном мире». С этим Богданов и был отпущен, а в Москву в сентябре приехал королевский
посланник Иероним Комар и объявил полномочие говорить о перемирии, о прекращении военных действий и о том, где и когда быть съездам
уполномоченных. Что же было причиною такой склонности к миру и такой уступчивости со стороны Польши? Мы видели, что оба государства были
поставлены предшествовавшими событиями в такие отношения, что мир между ними не был возможен; Москва после таких пожертвований не могла
отказаться от Малороссии и от всех завоеваний; поляки же прямо говорили: для чего нам уступать вам что либо, когда обстоятельства переменились,
когда вы истощены, без союзников, а мы свободны от всех других врагов и в союзе с ханом? Следовательно, мир между Москвою и Польшею был возможен
только в том случае, когда новый какой нибудь удар постигал то или другое государство и заставлял его спешить миром с тяжелыми для себя
пожертвованиями. Такой именно удар постиг Польшу; поляки перестали хвастаться своим выгодным положением, ибо внутри поднялась у них смута, а
извне хан крымский вместо союзника становился врагом, и готовилась страшная война турецкая. |